Он вытянул руку, то же с небольшой задержкой сделало и отражение. А когда их пальцы соприкоснулись, зеркало вмиг опустело, и внутрь залитого кровью салона пробился первый утренний свет.
— Сядь! Нельзя давать спящим повод для подозрений, — бывший сосед толкнул меня обратно на сиденье и устроился сам. — И ни в коем случае не лезь туда. Запомни: на воре и шапка горит. Тебя сразу “вспомнят” и обвинят в его убийстве. Все, разом обвинят, понял? Веди себя, будто ты в кино. Это самый простой приём.
Рябь сгинула, а вместе с ней к людям вернулся и их обычный вид. Тишина в салоне была недолгой.
— Тут человеку плохо!
В проходе остался всего один труп. К нему бросились те женщины, по которым убитый всего минуту назад потоптался сполна. Я сидел, изо всех сил стараясь держаться естественно. Даже пытался что-то на лице изобразить. Сосед был неуловимо весел. Так веселятся люди, сознающие всю бесповоротность ситуации. Висельники, например.
— Знаешь, что забавно, Костя? — спросил он на ухо. — А что этот хрен моржовый здорово им жизнь подпортил, а они вон как к нему: да спасать, да “помогите, помогите”! У одной диагностируют, — он призадумался, как бы уточняя что-то, — м-м-м… да, рак груди. Выживет ли — не вижу. Вторая забеременеть долго не сможет. Где ж тут забеременеешь, когда по тебе ловчий так потоптался, спасая свою шкурку!
От издевательских кривляний Жигуля становилось тошно. Я даже не догадывался, насколько мерзко может звучать битловское “Help! I need somebody!”. Знал бы способ, в ту же минуту уничтожил бы мелкого ушастого поганца.
Водитель передал на весь автобус, что скорая будет ждать у отеля, и что он поедет прямо туда. Насколько я мог понять его английский. Я глянул на себя и ужаснулся, хотел было что-то сказать, стереть с одежды чужую кровь, как вдруг сосед схватил меня за руку.
— Повторяю. Просто смотри кино.
Медики забрали тело сразу. Туристы высыпали из автобуса, живо обсуждая внезапный инфаркт “такого молодого человека”. Одна тётка смотрела прямо на меня, качая увесистой головой и переживая, что у бедняги могли ведь и дети остаться, надо ж позвонить кому-то, сообщить. Его кровь на моей рубашке она не видела в упор.
— Спящие слепы, пока ты сам не нарушишь их сон.
Я закурил. Руки дрожали до сих пор. Отец Саши смотрел на меня холодно, как смотрят на неприятеля в близких окопах, когда на фронте объявлено перемирие. Но не уходил, ждал, пока я соберусь мыслями. Иногда его взгляд стекленел, и он проваливался в себя. Наверное, чтобы получше разглядеть трофейную сущность, что вынул из зеркала.
