Харальд сдвинул брови. Подумал хмуро — могло бы и получиться. Если бы те, кто за ней гнался, поверили, что Сванхильд села в лодку и уплыла в открытое море, по извечной бабьей дурости.
А могло и не получиться. Если бы они догадались прочесать берег…
К тому же, сидя на камнях и сама прикидываясь камнем, девчонка могла застыть насмерть. Это в движении тело борется с холодом. А когда замираешь, то очень скоро начинает клонить в сон.
— Ладно, — пробормотал Харальд, решив, что все это — в том числе и мысли о том, что могло случиться — подождет до завтра. — Разделишь со мной эль и хлеб, Сванхильд? Завтра я уйду с утра, но еду принесу не скоро… только когда закончу все дела. Сегодня, как я понимаю, ты принимала еду из рук Гудню и Тюры? Это правильно, тебе нужно было горячее. Но завтра запрещаю у них что-то брать.
Он снова встал, сходил к сундуку, поставил миску с едой на колени Сванхильд, укрытые покрывалом. Заставил ее съесть несколько кусков, выпить эля. Сам жадно похватал еду, проглотил, почти не разжевывая.
И осторожно залез под покрывало. Обнял девчонку, подгреб ее к себе, запустив пальцы одной руки в золотистые пряди. Закрыл глаза.
Но сон не шел.
Зато приходили мысли, одна за другой.
Рыжий мужик, давший Кресив ожерелье… да еще и красивый. Тор? Скальды описывали его рыжим здоровяком.
И ожерелье в его руках. То самое, после которого у Кресив, по ее словам, все стало "хорошо".
В Асгарде, если верить все тем же скальдам, было лишь одно ожерелье, считавшееся волшебным. Брисингамен, ожерелье Фрейи.
Вот только что в нем было волшебного, ни один из скальдов не говорил. Болтали, что благодаря ему Фрейя становится прекрасней всех — но дочь Нъерда и так считалась первой красавицей Асгарда.
Надо исходить из того, что известно, подумал Харальд. Устами Кресив с ним разговаривал кто-то из богов Асгарда. Значит, ожерелье могло вселять в человека кого-то еще. Скорей всего, в бане с ним беседовала сама хозяйка ожерелья, Фрейя.
И то, что темноволосая вдруг начала дурманить головы людям, это подтверждало. Фрейя владела сейдом, древней магией богов. Дочь Нъерда могла заставить простых людей делать что угодно.
Но не сидя в Асгарде, судя по всему. Раз уж ей пришлось использовать тело Кресив…
Сванхильд тихо сопела, уткнувшись носом ему в грудь, и Харальд кожей ощущал ее слабые выдохи. Девчонка понемногу проваливалась в сон, измученный, обессиленный.
Харальд тем временем размышлял.
Все, что случилось, было подло… но как-то слишком мелко для богов. Это Кресив ненавидела Сванхильд по-бабски, глупо и зло. А для богов Сванхильд просто была помехой. Потому что с ней берсерк становился человеком. Потому что девчонка умела гасить серебряное сияние пробуждающегося дракона…
