– Могла хотя бы предупредить. Тигр – и тот рычит, давая знать, что он близко. Но вообще, ты мне нравишься: не из тех, что плюют в колодец, уверенные, что им не придется из него напиться.
– Это ты верно заметил, шут. А теперь признайся мне, ведь ты совсем не дурачок, верно? Пусть эта тайна останется между нами: мною, королевой и кормилицей.
– Дурачок тот, кто назвал меня так, – ответил Полет. – Это был не король, другой человек. Он мог бы приобрести друга, а нажил врага. Фигляр может быть очень хорошим приятелем, но не позавидуешь тому, кого он считает своим врагом. Его язык – что бритва: когда надо, она поможет отсечь лишнее, а от неосторожного с ней обращения рискуешь порезаться в кровь.
– Не всякий может высказаться столь мудрено. Кто тебя научил этому?
– Вздор! С чего ты взяла? Я всегда говорю лишь глупости. А знаешь, почему? Потому что вижу одних только красивых женщин.
Все трое переглянулись, пожали плечами. И уставились на шута. Должен же он пояснить. И он пояснил:
– Если женщина красива, она глупа. К чему вести с ней премудрую беседу? Ум с красотой не дружен. Павлин красив, но не может петь так, как серый соловей.
– Вот так-так! Выходит, я уродина, коли ты говоришь со мной серьезно?
– Где ты видела серьезных шутов?
– Ага, значит, я достойна мужского внимания?
– Как и любая. Среди женщин нет уродин, как нет их среди птиц. Все одинаковы. Разница в том, что одни красивы, другие не очень, на одних глаз отдыхает, на других закрывается.
– Слава богу, хоть так, – деланно вздохнула Агнес, переглянувшись с королевой. – Стало быть, я не из тех, при взгляде на которых хочется закрыть глаза?
– Разумеется, но и красавицей назвать тебя было бы несправедливо.
– Да, конечно… я знаю… – согласилась Агнес.
– Не огорчайся, фрейлейн, или, если хочешь, сеньора, – взял ее за руку шут. – Ничего в этой жизни не потеряно для тебя. Запомни лучше, что я тебе скажу и постарайся утешиться этим: если женщина не красива, стало быть, она умна, ибо спутником красоты всегда было легкомыслие. Лучше быть умным филином, чем глупым фазаном. Но, как и всякое, это правило содержит исключение; сюда я отношу нашу королеву.
И шут, выставив вперед полусогнутую ногу и раскинув руки, сделал почтительный поклон.
– Ах, льстец, – пожурила его Агнесса де Пуатье, – как тонко почувствовал момент для затрещины. А теперь уже и не за что давать ему подзатыльник; напротив, он видит во мне красавицу, к тому же умную.
Поглядев на нее исподлобья и искоса, шут засмеялся. Потом сказал:
