Он смотрел и смотрел, чувствуя, как в этой чужой девочке бурлит непостижимая жизненная сила, сила буйно растущей травы. Маленькая ручонка ухватила воробья за лапку. Он думал, ей жаль раненую птаху, и никак не ожидал, что она вдруг поднимет её и вскочит. А она размахнулась да как швырнёт его изо всей силы. Тот и пискнуть не успел, как перелетел через ограду и упал в траву совсем близко от него. Взгляд девочки скользнул по дуге, которую воробей прочертил в воздухе, проводив его до самой земли. Она была явно возбуждена, личико заливал яркий румянец.
Он смотрел во все глаза. Туфли на ногах, красные женские туфли ей приходилось волочить, потому что они были слишком велики. И очень старые, с царапинами на когда-то тёмно-красной поверхности и потёртостями, через которые проглядывала кожа. Словно горестное, покрытое струпьями лицо.
В душе будто полыхнуло ярко-белым. Он снова взглянул на девочку. Наверное, он не признал бы её, если бы не выражение лица. Такое же спокойное и безразличное, что и шесть лет назад, когда она перешагивала через свою мать. Да, это она. Она не умерла. Он вдруг ощутил нерушимую связь между собой и этой девочкой. Эта связь накрепко ухватила его, будто вынырнувшая из мрака рука.
И он ушёл.
Под вечер он вернулся с двумя большими пакетами еды. Шоколад, печенье, пирожки с фасолью. Пришёл как посетитель, чтобы встретиться с детьми. Раздал еду. Они и впрямь, как детдомовцы, которых он помнил с детства, принимали еду смущённо, крепко сжимали в кулачке, но сразу не ели. Он подошёл к ней. Ручонки и личико грязные, туфли велики, ножонки в них болтаются, уже стёртые, незалеченные как следует, в гноящихся ранках. А ей всё нипочём, знай себе улыбается, играет с собственными пальчиками — всё у неё игра. По кусочку сдирает с них вздувшуюся кожу. Будто это не её пальцы, и она совсем не чувствует боли. Когда он подошёл, подняла голову и посмотрела на него. Он взял её ручонку и положил в грязную ладошку печенину. Она глянула, вроде бы безо всякого интереса. Печенина великовата, сразу не проглотишь. Она жевала её, наполовину торчащую изо рта, и продолжала, склонив голову, играть с пальчиками. На него больше и не смотрела, словно они хорошо знакомы и видятся каждый день. Он даже засомневался: а вдруг она помнит его?
Он вдруг схватил её в охапку и поднял высоко над головой. Просторные туфли тут же слетели, босые ноги задрыгали в воздухе. Наверное, он задел место, которое у неё чесалось, и она рассмеялась клекочущим смехом. Печенина вылетела изо рта, стукнув его по голове. Она обратила на это внимание, рассмеялась ещё пуще и звонко шлёпнула его по голове рукой. Платье развевалось на ветру, из-под него выглядывало девчоночье тело. На животе он увидел шрамик в полцуня
