— Экий неуклюжий, — Произносят мои губы насмешливо, — попасть даже не можешь.
— Да я… — Филька тут же делает неожиданный, как ему кажется, замах, отводя руку назад так далеко, что собственный кулак оказывается за ухом.
Тот-кто-внутри странно скручивает тело, делая шаг вперёд. Левый кулак впечатывается Фильке в подбородок. Вроде бы несильно, а хватило!
— Ваа… — Ошеломлённого говорит тот, сидя на земле. Из свалившейся рукавицы выпала свинчатка.
— Джеб, — Произносят мои губы.
— Ква! — Заливается хохотом отомщённый Санька, носком откидывая свинчатку далеко в сугробы, — И правда Жаб!
Тот-кто-внутри отпускает меня, и тут же, подхватив Чижа, удираю. Филькины дружки не бегут следом. То ли побаиваются… вот уж нет! Скорее самим смешно! Чем им меня бояться-то, здоровилам троим?! Коль остались бы мы на месте, то да, могли бы и получить колотушек. А рази сбежали, то и ничего. Вроде как уважение проявили, к здоровилам-то. Филька-то, он с ними, но наособицу! В пристяжку.
Он кто есть? Скоморох! Языкатый да трусоватый, рожи корчить горазд. Дядька Алехан — тот, что солдатчину прошёл, да турками в Болгарии дрался, говорит, что есть такой зверь — облизьяна. Ну чисто человечек волосатый да уродливый! Пакостный, шумный, рожи корчить мастак, да дерьмом кидаться. Ну Филька ведь как есть!
А теперь ещё и «Ква»… ну точно Жабом дразнить начнут!
Отбежав подальше, делюсь с Санькой мыслями, и тот хохочет заливисто, показывая молочные зубы.
— А здорово ты, Егорка, у зубы-то ево саданул! — Переключается Чиж, — Покажи-ка, как ты ево?
Пытаюсь показать, но получается скверно. Впрочем, другу хватает.
— Эвона как! Раз, и в зубы! Я в другой раз тоже!
На пруду играли в юлу[14], разделившись на две большие команды.
— Пастушата? — Лёшка Свист смерил нас взглядом и вроде как неохотно протянул:
— Лады…
Агась, верю! Нехотя, как же! Мы с дружком хоть и пастушата, ан не совсем пропащие, как тот же дед Агафон. Одно дело — сироты малолетние от бескормицы к стаду идут, и другое — взрослый когда. Никчемушник, значит.
— Давай!
— Мне!
Подшитые кожей старые валенки не по ноге, материно ещё наследство, скользят по льду. Но ничё… играю я хорошо, даром что заново «юле» учить пришлось. Свист раз обмолвился — лучше, чем до беспамятства!
Санька тоже годно играет — шустрый он, сам как та юла! Силёнок, это да — не хватает обоим. А шустрости хоть отбавляй!
В вечор на пруд подошли и здоровилы, уже без Фильки. Долго реготали с ребятами постарше, но в нашу сторону посматривали незлобливо.
