- каковым он себя считал. На стене висела не очень хорошая пейзажная картина. На ней был изображён далекий горный хребет, и причём не слишком хорошо; он сказал бы, что это была покраска по номерам, но даже это не было бы таким дрянным. Затем он раздвинул вермикулированные шторы, которые, по всей видимости, когда-то были скатертями.
Захватывающий вид?
Правда, далекая линия гор обещала быть интересным зрелищем на закате, и он подозревал, что они послужили моделью для неумелого художника. Но это была просто неописуемая зазубренная громада в ночное время. Ещё более неопознаваемая громада заполнила равнину позади отеля, и что это была за громада, он разглядел практически сразу, там была большая металлическая вывеска:
ОКРУЖНАЯ СВАЛКА
ЗАКРЫТA
Какие тайны подстерегают нас в Пустоши, - подумал он чересчур позитивно, вспомнив монументальную поэму Т.С. Элиота.
Затем он повернулся, словно повинуясь какому-то невидимому влиянию…
Как все это странно!
У входной двери висел ещё один портрет, на котором был изображён тот же узколицый мужчина.
КТО этот человек? Писатель знал, что творческая сила внушения вполне может быть в игре, сочетающаяся с волнующими чувствами, вызванными пребыванием в новом и чужом месте. Но мысль не покидала его: я просто ЗНАЮ, что видел этого человека раньше, и это вовсе не связано со сходством лиц между ним, Сноуи и миссис Говард…
Это была пища для размышлений и, возможно, для нового романа… к чему он пока не испытывал желания приступать. Возможно, потом…
Выпивка поможет мне собраться с мыслями! Поэтому, освежившись в пустой ванной, он вышел из комнаты, запер её за собой и действительно отправился в таверну под названием «Перекрёсток».
* * *
Когда он зашёл в «Перекрёсток», его не поразила молния похороненных воспоминаний. Готов ли я к этому? - прозвучал странно нерешительный вопрос. Так и должно быть, но… Сейчас я готов только к пиву. Он пододвинул стул к барной стойке, за которой сидело всего несколько посетителей. Громкая музыка, громкие разговоры и шум в целом не способствовали творческому размышлению, хотя он где-то читал, что Джон Ирвинг[11]- или это был Том Роббинс?[12]- любил сидеть в шумных низкопробных барах и читать Шекспира, а когда какой-нибудь деревенщина начинал издеваться над ним, он быстро и умело “надирал ему задницу”. Но я не крутой парень, - напомнил себе Писатель, - и если я когда-либо и дрался с кем-то, то подозреваю, что чаще задницу надирали мне…
