Однажды вечером Саня со своими друзьями Соколом и Борькой Каменским, возбужденно переговариваясь, возвращались домой из кино. Они смотрели «Сомбреро» — в пятый или шестой раз, и, конечно, по этому фильму никакого особого обмена мнениями возникнуть уже не могло. Но вместе с «Сомбреро» демонстрировался небольшой документальный фильм, снятый в Алжире. О нем-то и шла оживленная беседа.
— Вот бы помочь им! — воскликнул Саня и простосердечно предложил первое, что пришло в голову: — Собрать деньги и отослать!
— Рубль? — спросил Сокол.
— Почему рубль? — Саня не уловил ехидства в его вопросе. — Два, может, три.
Сокол громко рассмеялся.
— Помогут им твои три рубля! Один самолет знаешь сколько стоит? Наверное, тысяч двадцать.
— Ну и что? — не сдавался Саня. — Останется девятнадцать тысяч девятьсот девяносто семь. Важно начать, правда?
Последние слова предназначались Борису. Но тот ничего не ответил, промолчал. Вообще, Боря говорил мало, предпочитал слушать.
Сокол поморщился:
— Рубли, рубли! Нет у тебя полета фантазии, Санька!
Он мечтательно посмотрел вверх. На сиреневом вечернем небе паслось стадо тучек, темных, округлых и кряжистых, как молодые бычки.
— Вот если бы… Идет себе над Алжиром такая тучка. Вдруг она опускается над вражеским лагерем — и сразу все кругом… что вы думаете, ребята?.. засыпают. Все до единого! Тогда партизаны молниеносно врываются в лагерь, собирают оружие и объявляют по громкоговорителю: «Проснитесь, ультра, вы в плену».
— А отчего они заснут? — недоверчиво спросил Саня.
— Отчего? Сонный газ! — торжествуя, ответил Сокол. — Интересно?
— Очень! — не мог не признать Саня.
— Вот видишь! Или еще такое… Опять идет туча — никто на нее внимания не обращает. Туча как туча. И вдруг — раз! — и посыпались из нее парашютисты. Оказывается, она не туча вовсе, а специальный пенопластовый самолет. Без мотора — его и не слышно. А?..
И тут заговорил Боря.
— Еще можно птицекрылья сделать. Они тоже без мотора.
Борис был признанным в школе и окрестностях техническим гением. В прошлом году он даже велосипед разборный сконструировал, на манер японского, о котором писалось в журнале. Только японский складывался так, что его свободно можно было носить в чемодане, а Борин всего лишь разделялся пополам. Но и то здорово! Хочешь — катайся как на нормальном велосипеде, не хочешь — разбирай на две части и носи в каждой руке.
— Во, Санька, — слыхал? Птицекрылья — это да! Не то, что твои рубли!
— А для чего они, птицекрылья?
