– А как твой аскетизм согласуется со страстью к постоянному обновлению меню?
Он поморщился.
– Ты рассуждаешь прямо как мой брат. Я не бурбон. Более того, я считаю, раз нам выпала возможность пользоваться всем богатством накопленных знаний и напитков – мы должны этим пользоваться. Сам я прекрасно понимаю, чего лишил бы себя и себе подобных, сведя книжное разнообразие к одному-единственному тому. Не почитать перед сном... Да это ужасно! Но я готов на эти жертвы. Готов ради конечной цели. То же и с меню. Готов отказаться.
– Ты сказал про брата. У тебя есть брат? – удивился я.
– Мы с ним чужие люди. Совершенно не общаемся. Он в школе преподавал физику. И знаешь, что придумал? Вместо планетария стал по вечерам водить учеников на крыши.
Я посмотрел на Редактора внимательней и уловил в его лице, взгляде, манерах что-то знакомое. Ну да, не хватало только седой бороды.
– Ты должен был узнать его в моем письме другу, – сказал я.
– Я никого не узнал, – сухо бросил он. – Слишком много развелось теоретиков. Ну, с крыши... Ну, из троллейбуса... Меняется ракурс взгляда, но не само явление.
– Множественность взглядов как раз и обеспечивает наибольшее приближение к точности, – сказал я. – Любое сравнение может натолкнуть нас...
– Любое сравнение, – ворчливо перебил он меня, – всегда признак неудовлетворенности. И чем больше будешь сравнивать, тем большее недовольство будешь испытывать. Ты уже не сможешь остановиться и потеряешь покой. Надо выбрать что-то одно – раз и навсегда.
Мы подошли к воротам парка. Недвижно застыл черный круг чертова колеса. Ось распирали гигантские вязальные спицы. Молча мы добрели до замерзшего пруда. На середине его, над лункой, горбилась черная фигура. Мужчина не поднял головы, когда мы приблизились, Заиндевелые тесемочки ушанки примерзли к воротнику. Окуньки, которых он время от времени вытягивал из проруби, тут же, на глазах, превращались в гладкие ледышки, этакие красивенькие полосатые леденцы. Мороз будто стискивал рыбешек своей сильной рукой – они замирали с открытым ртом, нелепо изогнув хвостовой плавник и изумленно тараща глаза, не в силах пошевельнуться.
– На подледный лов перешел? – спросил я. Тут только Коля взглянул на меня.
– А, здорово, – сказал он и, выпростав руку из меховой рукавицы, протянул мне.
– Как дела-то? – спросил я.
– Плохо. Развожусь. И троллейбус мы бросили. Уж целыми днями здесь просиживаю. Только и надежды, если повезет и поймаю...
– А без щуки не получится? – спросил я.
