– Печальное время. Осенние деревья напоминают тщету наших устремлений, – говорила Вероника Артемьевна. – Черные, корявые побеги истово тянутся ввысь, но никогда не сумеют коснуться неба... Посмотрите, как отчаянно вцепились они корнями в землю, как боятся оторваться от нее... Они хотят соединить несовместимое...
– Не думаю, что их усилия так уж безнадежны, – сказал я. – Разве не приходилось вам видеть деревца, примостившиеся где-нибудь на карнизе, на крыше? Их попытки вскарабкаться порой увенчиваются успехом.
Вероника Артемьевна повернулась к ветру спиной и спрятала руки в карманы жакета. На ветру щеки ее раскраснелись.
– Все равно мне жаль их. Бедные, бедные городские деревья. Эти уродливые обрубки, которые остаются на месте спиленных ветвей... Эти открытые раны... Когда в оранжерее происходит выбраковка растений, я забираю те, которые обречены, домой.
– У вас и птицы распевают, – вспомнил я.
– И рыбы есть, – невесело вздохнула она. – За растениями люблю ухаживать. Птиц приятно слушать. С рыбами хорошо помолчать. С Элизабетом прекрасно выйти на прогулку...
За деревьями открылась темно-зеленая поверхность пруда – с белыми,' будто из бумаги вырезанными силуэтами лебедей. На ветру птицы хохлились. Гипсовые скульптуры по берегам окоченели в полной неподвижности. У самой воды мы остановились. Маленькими волнами к берегу прибивало желтые листья, грязный свалявшийся пух, мусор. Я невольно поискал глазами: не прячется ли поблизости Коля с удочкой?
– Я поделюсь с лебедями завтраком? – спросила Вероника Артемьевна. – Не возражаете?
Достала из сумочки небольшой сверток. Учуяв аппетитный запах, примчался Элизабет.
– Кольцо у вас красивое, – сказал я, любуясь тем, как она крошит хлеб птицам.
– Это аметист. Он издавна считается камнем путешественников. По изменениям в его цвете предсказывают погоду. К плохой он темнеет. Вот как сейчас.
Дождь и точно накрапывал все сильнее. Мы двинулись к беседке, прочно стоявшей на желтых слоновьих ногах.
– А кроме того, – рассказывала Вероника Артемьевна, – аметист рекомендуется класть на ночь под подушку, если мучат кошмары.
В беседке стояли старый стол для пинг-понга и колченогие плетеные стулья, которых раньше не было. Повсюду чувствовалась хозяйственная Колина рука. Мы разложили на столе бутерброды и сели. Чай был горячий и сладкий, от стаканчиков поднимался пар.
– Как хорошо, – сказал я. – Как прекрасно здесь, Вероника Артемьевна!
– Называйте меня просто Вероника, – попросила она.
