Он задумался.
– Эх, есть, говорят, женщина в нашем городе. Тревогой исцеляет. Сделает укол тревоги – и все боли отступают. А думать начинаешь о том, что заботит всех, всех вокруг: вода загрязняется химическими отходами, леса вырубают, а значит, исчезают животные и кислорода становится меньше и меньше... И уж не до страха высоты, если представишь, как много крыш в городе протекают...
Коля и меня брал на рыбалку. За то, что я по вечерам стал до блеска начищать металлические троллейбусные поручни. Кошкодрал добыл где-то ящик зубного порошка, и я их надраивал.
– Как я, когда был матросом, – вздыхал Суфлер.
Сеансы рыбной ловли происходили нервно. Приходилось следить не только за поплавками, но и за тем, чтобы нас не сцапали. В пруду было запрещено и купаться тоже. И на лодках здесь не катались, видимо, боясь обеспокоить лебедей, что с нескрываемой брезгливостью скользили по грязной воде – сами воплощение чистоты и аккуратности.
Вокруг пруда в неестественных позах застыли гипсовые скульптуры. Цветом, изгибами линий и надменностью они хорошо гармонировали с грациозными лебедями. На холме возвышалась беседка: шесть каменных столбиков толщиной в слоновью ногу, на которых покоилась крыша – как бы верхняя половина Сатурна с кольцом. Ноги были желтого цвета, Сатурн и кольцо – темно-зеленые. В этой беседке мы с Колей беседовали.
И, когда случалась поклевка, у меня сердце екало. От пульсирующего поплавка расходились по воде и таяли, сглаживаясь, ровные, будто циркулем выведенные круги. Я подсекал. Но в лучшем случае попадался карп.
– Щуки в проточной воде живут, – сомневался я.
– Говорящая может хоть в водопроводной, – успокаивал меня Коля. – Она ведь способна любое желание выполнить – в том числе и свое. Скажет: хочу выжить в мазуте. И выживет.
И опять я ждал поклевки. Ждал, чтобы от поплавка пошли расходиться ровные круги. Увы, круги и клеточки – вот пока все наше разнообразие. Мы ехали, кружили, как падающий кленовый лист. На одном из виражей я увидел ее. Ту самую женщину, что носила одинаковое имя со студенткой и малышкой в коляске, которых я однажды повстречал у фонтана. Вероника! Какие у нее были глаза! А в руках она держала букетик цветов. И с тех пор я стал просить Колю подольше задерживаться у ее остановки. Иногда нам удавалось дождаться ее. Всегда она была с букетом.
– Где берут такие прекрасные цветы? – поинтересовался я.
– Я возвращаюсь с работы, – устало отвечала она. – А работаю ночным инспектором по цветам.
