Я успел отметить, что серый пиджак ему сильно велик. А брюки коротки. Мужчина пытался затеряться в толпе, я не упускал его из виду. И тут две пары крепких рук стиснули мои предплечья. Я даже не мог повернуть голову, чтобы посмотреть, кто меня держит, – так больно они вцепились.
В глубине дворика, куда меня втащили, рядком стояли металлические коробки гаражей. В узеньком проходе между ними земля была черная и мягкая. Сюда не доставало солнце. Бледненькие росточки даже не поднимали свои обреченные головы, так и чахли без тепла и света. В землю были вмяты окурки, прочий мусор и осколки разбитых стекол – возможно, троллейбусных.
За гаражами открылась небольшая площадка, запертая с четвертой стороны глухой стеной дома. К ней меня и поставили. Лопатками я ощутил холод сырых кирпичей.
Теперь я увидел своих конвоиров. Один был седой бородач с высоким крутым лбом, второй – чернявый загорелый малый с перебитым носом. Этот, ни слова не говоря, выхватил мой портфель и полез внутрь.
– Ага! – издал вопль радости он, обнаружив бутерброд. Разломил его на две части, меньшую отдал бородачу, а в свою тут же впился зубами.
– У меня еще молоко было, – не зная, как вовлечь их в беседу, сказал я.
– Молчи, – промычал чернявый.
Покончив с бутербродом, он достал мой скомканный галстук, служебную документацию. И – с изумлением – долото.
– Ага! – уже не так уверенно проговорил он Бородач задумчиво жевал.
– Я же говорил, ерунда, – заметил он. Взял галстук и начал повязывать.
Из прохода выскочил тот самый, который проговорился, что не собирается сходить.
– А мне долю бутерброда не оставили?.. Вдруг над головами у нас раздался грохот. На крыше ближнего гаража, словно памятник на постаменте, возникла фигура в серой шляпе, измятые поля которой загораживали солнечный свет. Но лицо мне все же удалось разглядеть.
– Возьмите инструмент вашего отца, – сказал я. Суфлер сдвинул шляпу на лоб и неуклюже спрыгнул вниз.
– Когда видел его? – хрипло спросил он.
Я отвернулся. Чернявый цепко держал меня и дышал в затылок.
– Говори, когда ридел, Караганда! – пригрозил Суфлер.
– Ну'вчера, – ответил я.
Суфлер наклонился и поднял долото.
– Отпусти, – велел он чернявому.
Чернявый повиновался. Я расправил грудь и размял лопатки.
– Все уходите, – буркнул Суфлер. – Я сам... Они послушно и нехотя, один за другим, исчезли в щели прохода. Мы тоже вышли из-за гаражей во дворик. Суфлер направился к детской песочнице, где никто не играл, сел на деревянный ее бортик под пятнистым грибком. Похлопал ладонью по бортику, приглашая садиться рядом.
