Дома облегченно вздыхают, расправляют плечи... Нежатся на солнце, сбившись в тюленьи стада, – и трубят, трубят весну.
А люди все ходят и ходят, только в руках у них теперь вместо лопат и ломиков потертые чемоданчики, с какими обычно отправляются в баню. Но они лишь притворяются любителями парной, а на самом деле это охотники, ловкие птицеловы. Подберутся к антенне, которая, словно цапля, застыла на одной ноге, опутают проводами – и уж ей не улететь.
Многие, многие ходят на крыши по разным надобностям.
Стая голубей усядется рядком вдоль карниза – точь-в-точь костяшки на счетах, и, глядишь, вскоре сут.уло выползает из слухового чердачного оконца молодой парень в кепке, с отломанной ножкой стула в руке, Городошник. Взмахнул своей битой, и стая забуксовала в упругом воздухе, а затем, ведомая вожаком, пошла круто ввинчиваться в небо.
Приходят, уходят, слоняются, отдыхают, гоняют голубей и ворон, разыскивают пропавших кошек, и в конце концов там, где пролегли излюбленные тропки, начинаются дорожные работы. Свинцово-серые, в бурых пятнах, старые листы аккуратной стопочкой складывают в сторонке, а склоны мостят блестящими, как зеркала, новыми. Иной раз вскроют отслужившую свое чешую, а под ней, в мерном зияющем провале – подгнившие ребра стропил.
Когда открывались эти провалы, я невольно зажмуривался. Ох, эти операции на сердце! Проходило минуты две или три. Я осторожно приоткрывал глаза. Обнаруживал, что пальцы мои вцепились в подоконник. Видел белое перекрестье рамы...
За спиной стрекотали арифмометры, скучно переговаривались сослуживцы, дребезжал телефон.
Я переводил дух – или вздыхал? – и вновь устремлял взгляд в сторону отверстой крыши.
Отчего я стоял у окна, а не исполнял, как положено, свои служебные обязанности, спросите вы. Отчего не занимался делом?
И сослуживцы меня мучили, пытаясь выяснить: отчего? Им доставляло удовольствие приставать с подобными расспросами и видеть, как я теряюсь.
«Отчего? Отчего? – галдели, надоедали. – Отчего?»
Если бы я мог ответить!
Что-то со мной происходило. Какая-то заторможенность мыслей и чувств. Или, наоборот, обостренность!
Загоралась лампочка под абажуром. И я осознавал, что, в сущности, понятия не имею о том, что такое электрический ток, откуда он появляется и как течет по проводам, не просачиваясь наружу. То есть я прекрасно знал о плотинах, которые похожи на вертикально поставленную фортепианную клавиатуру... Но как они высекали ток и, главное, почему он бежал по проводам – это оставалось для меня за семью печатями.
