Пока это суеверие сам учитель преподносил как священные тайны, они не казались детским лепетом, лишенным смысла. Но всякий, задавшись целью, не прилагая особой фантазии, мог карикатурно исказить даже самые рациональные из них, превратив в пародию разумное рассуждение. Килон обманом завладел полным описанием и толкованием всей нумерологической божественной декады. Чтобы успокоить страхи тех, кто шел за ним, Килон поделился с ними всеми высшими тайнами математиков. Килон выставлял перед толпой секретные доктрины математиков в нелепо карикатурном виде, умышленно искажая и уничижительно высмеивая их как бессвязные блуждания мыслей безумных лунатиков.
Толпа избавилась от веры в превосходство интеллектуалов. Обрадованная, она начала переносить смоделированное демагогом превосходство на всякое знание и мудрость. В душе каждый все еще боялся магии математиков, но, слившись с толпой, он легко мог впасть в тот трусливый вид храбрости, когда «один за всех и все за одного». Они созрели для коллективного убийства. Куда бы ни направил их Килон, они последовали бы за ним. Он повел их к дому Милона.
Милон один был сильнее любых двадцати человек из взбесившейся толпы, он пробился сквозь них и убежал. Прошли годы. Глубоким старцем, в горьком и мучительном изгнании, в одиночестве встретил свой конец. Милон пытался разорвать раздвоенное трещиной дерево, но силы оставили его. Трещина сомкнулась, зажав как в тиски, его руки. Шел снег. Даже днем фигура человека, пытавшегося освободиться, четко выделялась на фоне снега, ну а когда взошла полная луна, пустынный пейзаж заблистал столь же ярко, как днем. Прежде чем беспомощный человек умер от голода или замерз, волки нашли его.
Другие не спаслись. Записи разнятся по числу погибших в огне. Некоторые повествуют, что и Пифагор оказался в огненной ловушке с лучшими своими учениками, когда толпа подожгла дом, предварительно заблокировав все выходы. Другие утверждают, что учитель скрылся и добрался до Метапонта, где нашел почитание себе и своему учению вплоть до времени, когда вечность забрала его.
Третьи рассказывают, что Пифагор не стал ждать, пока время возьмет власть над ним, и по достижении семидесятого дня рождения решил, что он прожил достаточно долго, и отказался от еды и питья. Спустя два столетия (а по свидетельству некоторых, и того меньше) после его смерти братство пифагорейцев повсеместно прекратило свое существование.
