Наконец все угомонились, ушла и Хорлова.
– Начнём, пожалуй, Константин Николаевич, – обведя всех хмурым взором, остановился на начальнике милиции Шаламов.
– А главного докладчика-то нет, – улыбнулся тот.
– Тимофеевна! – крикнул прокурор в коридор. – Скажи Николаю Александровичу. Все в сборе. Пусть заходит.
– А он в больнице, – просунула в дверь голову завканцелярией. – Из дома забежал, я тут ещё убиралась, сказал, что заглянет артистку проведать.
– Ничего, – опустился на стул Шаламов. – Начнём без него. Давай, Константин Николаевич, кто из твоих доложит?
– Я, наверное, – поднялся Брёхин.
– Ты так ты, – согласился прокурор. – Начнём с уголовного розыска. Прошу потише.
Дверь отворилась, высунулась завканцелярией:
– Владимир Михайлович, райком звонит.
– Скажите, я занят.
– Райком партии, Владимир Михайлович! – возвысила голос та и вытаращила глаза на прокурора.
– Я не глухой! – скрипнул зубами Шаламов. – Совещание у меня важное! Так и скажите!
– Георгий Григорьевич сам, – зашипела Тимофеевна, делая глаза ещё круглее.
– Подождём, Михалыч, – сказал Шанин. – Сядь, Брёхин! Что застыл столбом? Не понял, Первый звонит!
Шаламов поднял трубку. В ней коротко и зло пиликало.
– Опустил! – охнул Шанин.
– Я же говорила, – юркнула за дверь завканцелярией.
– Извините, Владимир Михайлович, – постучав в дверь, вошёл раскрасневшийся Миронов. – Бегом бежал.
– С хорошими вестями? – подставляя стул следователю рядом с собой, спросил Шанин.
– Ага, – улыбался тот.
– Заговорила! – вытянулись лица у Брёхина и у всех его сыщиков.
– Нет, – ответил Миронов, продолжая радоваться неизвестно чему.
– А чего же хорошего-то? – Брёхин заскучал. – Вас не понять, Николай Александрович.
– Врачи успокоили, кризис миновал. – Миронов обвёл всех ликующими глазами и повернулся к Шаламову: – Будет жить жертва, Владимир Михайлович.
– С тобой не соскучишься, Николай, – обронил тот и отвернулся в окно. – Боюсь, жертвами станем мы с тобой. Скоро. Если она молчать так и будет.
– Заговорит, Владимир Михайлович! – продолжал восторгаться тот. – Непременно заговорит! Софья Петровна, завотделением, мне обещала. Только придётся подождать. Амнезия сильная у неё.
– Это что же? – спросил Брёхин.
– Полная потеря памяти вследствие тяжёлого травматического и психологического шока, – отчеканил Миронов.
– Значит, опять ноги в руки? – загрустил Брёхин, оглядывая своих. – Вот так, братцы…
– Давайте всё-таки по порядку, – остановил его Шанин. – Владимир Михайлович, с кого начнём, а то мне ещё в райисполком надо.
