– Ошибки бы не допустить… Вчера мне Максинов звонил. Интересовался.
– Вон оно что…
– Расспрашивал про артистку эту. Знаешь, каким вопросом он меня ошарашил?
– Ну, скажи.
– А почему, говорит, рыбаки, приезжающие со всей страны, без регистрации у вас болтаются месяцами. Ворам и жулью – лепота. Нашли пристанище, рассадник. И понёс, понёс…
– Правильно сказал генерал. В корень смотрит. Вот о чём думать надо! Я тебе не раз уже замечания делал, Николаич.
– А-а-а, – огорчённо махнул рукой Шанин, – теперь точно жди проверку. Прикатят голову снимать.
– Вот тогда убийство точно раскрытым будет, – отвернулся прокурор.
В открывшуюся дверь, робко постукивая, один за другим потянулись подчинённые начальника райотдела. Уголовный розыск – хмурой молчаливой толпой с прокуренным насквозь невозмутимым Брёхиным во главе. Инспектор речной инспекции – лоснящийся лейтенант в новой форме с поскрипывающей портупеей и кобурой на тощем боку. Два шустрых круглых гаишника. Седой пожарный Сомов Евсей Афиногенович, протискиваясь в дверь животом, провисающим за ремень, зацепил стол ненароком и теперь спасался от Тимофеевны, награждавшей его всевозможными эпитетами. Заглянула Валентина Павловна, помощница. С порога спросила Шаламова:
– Стульев-то хватит, Владимир Михайлович? А то возьмите у меня.
И тут же бросилась к начальнику милиции, к Брёхину, к Сомову обниматься. «Век не видались, – скрипнул зубами Шаламов. – Обязательно на людях надо покрасоваться. Не успокоится никак старушка». Хмурясь, он опустил глаза. Не нравилась ему эта ассамблея, коробило от известий Шанина насчёт Журкина, райкома, Зелезнёва со злосчастным домом и его обитателями, нераскрытое убийство не давало покоя, а визит помощницы совсем испортил настроение. «Что ей понадобилось выскакивать со своими стульями? Припёрлась и делает вид, что не знает ничего. Сейчас начнёт злорадствовать по поводу убийства. Советы давать. Хочет показать, что и она при деле…»
До его назначения Хорлова исполняла обязанности. А после – работала следователем, пользуясь в районе всеобщей известностью, и сама знала каждую дворнягу. Пенсию она боялась пуще смерти: с прежним прокурором воевала и грозилась, что вынесут её из служебного кабинета только в деревянном ящике. Была она одинока, подружек не водила, детей не имела. Многих трудов стоило Шаламову заменить её молодым городским Мироновым. Хорлова, собравшись, тайком выбралась в областную прокуратуру, но получила «полный отлуп от Игорушкина». Шаламов после этого сам зашёл в кабинет Хорловой, тяжело померил его шагами от стенки к стенке с руками за спиной, покрякал, послушал её причитания и, не сказав ни «да», ни «нет», вышел. А к Игорушкину поехал утром и выпросил для Хорловой место помощника прокурора. Однако ожидаемой горячей благодарности не заметил. Хорошо хоть, Хорлова без нужды перестала бывать у него в кабинете. А с Мироновым нашла общий язык, но как только появлялся Шаламов, старушка, сухо здороваясь, не подымая глаз, убегала к себе…
