– Да ты что, Маркелыч? – усмехнулся следователь и оставил блокнот. – Не дал поцеловать!
– Не дал, пузатый, – сконфузился егерь, – а ведь у неё мужик есть. Из артистов тоже. Там был вчерась. С нами. За одним столом.
– Вот как?
– Водку пили с этим? Как его? С Лисичкиным. Да он тебе говорил, наверное?
– Нет. Не сказал.
– Пил. Укатались они оба. Тот по столу стучал. А Лисичкин его успокаивал. Приревновал, наверное.
– Ты всё помнишь, Маркелыч?
– А чего мне забывать? Я трезвый был. Как стёклышко. А баба, Александрыч, красавица. Жаль её. Ласковая такая. Всех целует. Если бы такая была…
– А муж, значит, приревновал?
– А как же? И я бы на его месте не стерпел. Этот режиссёр их, наглый малец. Прилип к ней, обнимает. Вот я и спросил про глаз-то.
– Так глаз болит у завхоза! Он при чём?
– Э-э-э! Александрыч! Такая женщина!..
– Но завхоза вроде не было за столом? Женщины говорят, он рыбачить уезжал. Сетку они здесь где-то ставят, на котёл рыбу ловят.
– Нет. За столом его не было. Это точно.
– А чего же ты его приплёл?
– А после?.. Может, мордобой у них пошёл?
– Проверим… Что-то я мужа её не найду.
– Это как же?
– Завхоз говорит, что с шофёром с вечера тот ещё уехал на другой берег Волги рыбачить. К вечеру возвратятся.
– Значит, не знает муж, что жену убили?
– Выходит так.
– Вот те раз! Вот подарочек будет…
– Зарыбачились.
– Что же? Ждать будем, Александрыч?
– А что делать?
* * *
Спустилось солнце за горизонт, Миронов с Фоминым поужинали ухой у геологов, попили чайку с артистами и уже засобирались назад, так и не дождавшись никого, как к берегу в стороне от палаточного лагеря неслышно тиснулась в песок лодка.
– Витёк! – бросился к лодке завхоз Рассомахин, опережая следователя и егеря. – А где Иван Иванович? Вас здесь следователь заждался из прокуратуры.
– А я почём знаю, где он? – отозвался шофёр и выпрыгнул из лодки. – Я его не видел. Он ночью так и не пришёл, как договаривались. Я один уехал. Передумал Иван Иванович. А что, нет его?
Уравнение с четырьмя неизвестными
Шанин вбежал, как всегда, первым, запыхавшийся. Распахнул широко дверь, прошёл к столу, поприветствовав с порога: «Здравия желаю, товарищ прокурор!» – и уселся в угол кабинета, к окну. Удобное место для милиционера, подметил Шаламов, всех видно, а самого не видать со света.
Но начальник райотдела не умел скучать, его постоянно что-то будоражило.
– Как Григорич, не приглашал? – въелся Шанин в прокурора. – Я только что от него. Злой наш Зелезнёв.
