– Вас приветствует Российская армия!
И они запели:
Я шел, отбрасывая тень,
На каменистую дорогу,
Портянка мне натерла ногу,
Сбилась каска набекрень.
«Молодцы – подлецы! – вспыхнул душой ветеран. – Не унывают!»
Солдаты пели складно, без фальши, на четыре голоса, в разных тональностях – то был явно поставленный, спетый концертный номер.
По ляжкам бухает приклад,
А я все думаю о бабах
И, спотыкаясь на ухабах,
Вспоминаю русский мат.
«Но как поют! – восхитился ветеран. – За душу теребит. Хоть и песня современная… Мы такие не пели… Демократия…. Что делать, времена и вкусы меняются… Всё одно смачно поют… Не стесняются… Всё правильно… Солдат из топора кашу сварит… Да и что унывать… Служба – она и есть служба…»
Вдруг ему вспомнилась его далёкая молодость. «Тогда была война. Ну и что. Солдату в любые времена не сладко. Эвано чё говорят по телевизору!» Вспомнился друг Лёха. Вспомнилось: тот как возьмёт в руки гармонь, тряхнёт кудрями, затянет «Катюшу» – аж мурашки по телу разбегаются! Затишье между боями – фрица зло берёт, жрёт свой паёк по расписанию да зубами от злости скрипит. Время было тяжёлое, военное, и не мудрено, что поющие время от времени нет-нет, да и менялись – кого-то в госпиталь, а кого-то и сыра земля приберёт. Все менялись, одно только Лёха был неизменным – не брала его ни пуля, ни бомба, как заколдованный был. «Ох, и голос был – соловьи замолкали, заслышав его… Как на Лехин голос похож этот, у солдатика, у запевалы… В армии оно как не сладко, а они вона – не унывают, поют. Не всё ещё видать потеряно – выживем. Молодцы!»
Оп-ля! Армия – это я!
«Сам Леха остался там – по своему уразумению: прорвался один «тигр», гадёныш, сквозь танковое ограждение. Так Леха с гранатой на него кинулся… знал, на что шел, не мог не знать – прям под дуло пулемёта вскочил из окопа. Торопился он с намерением тем же танком брешь в заграждении прикрыть. Только гранату бросить-то и успел, как немец из пулемёта полоснул. Брешь-то прикрыл, токмо вот сам там и остался… Мог бы и не геройствовать, он не стал, пожертвовал… Оно как поют! И эти бы закрыли… Молодцы!» В который раз повторял ветеран про себя. Слёзы умиротворения наворачивались на его глаза – за молодёжь, за смену, отчего он сидел и часто-часто моргал.
Усатый прапорщик, маньяк,
Сказал, что наши ягодицы
Должны все время находиться
Крепко сжатыми в кулак.
Неожиданно из-за поющей кучки появился ещё один солдат, его и видно-то вовсе не было до сей поры, он в компании не пел. С приближением конца песни он вышел из-за них, – стоял в тенёчке, позади, снял солдатскую кепку и пошёл вдоль вагона…
