– Метелица! – одновременно воскликнули девочки.
– А вы те две верушки-неверушки, Юля и Настя? – проговорила она.
– Это мы, – одновременно отвечали сёстры, – только почему – верушки-неверушки?
– Да потому, что вы, как и ваша мама. Та тоже не верила в сказку, и бабушка ваша не верила… До тех пор, пока я не навестила их так же, как сейчас вас.
Девочки сильно удивились.
– Ты к ним тоже приходила?
– Конечно! – в первый раз улыбнулась фея.
– Они нам ничего не рассказывали.
Фея звонко рассмеялась.
– Вот смеху-то было бы, вот посмеялись бы вы над ними! – с последними словами она махнула рукой, и по комнате вновь завьюжило и загудело. – А теперь – прощайте! Таких, как вы, у меня ещё много. Пока всех облетишь, никаких ветров не хватит. Принесла подарок, показалась и будет… – Сама метелица так же превратилась во вьюгу. И две уже вьюги металось по комнате. Одна вылетела в окно, другая осыпалась, превратившись в новенький компьютер под ёлкой. До девочек ещё долго доносилось всё тише и тише, пока совсем не стихло: «Вот смеху-то было бы! Вот посмеялись бы вы! Вот смеху-то было бы! Вот посмеялись бы вы!»
Сильный сон одолел Юлю и Настю. Они прилегли на свои кровати и тут же заснули.
…Проснулись они одновременно. Почему-то с самого рождения у них всё происходило одновременно. Они вбежали в большую комнату – посмотреть, как и всегда утром первого января, что им подарили. Под ёлкой их ждал новенький компьютер. Сёстры прыгали от радости, хлопали в ладоши и, взявшись за руки, кружили по комнате. Запыхавшись от головокружительных танцев, они попадали в кресла. Неожиданно Юля замерла.
– Смотри, Настя! – Юля что-то подняла с пола. – Закатилась за кресло…
Она держала в руках хрустальную брошь.
– Метелица… – тихо сказала Настя.
– Ты тоже видела её? – спросила Юля.
– Да, – ответила Настя.
Хрустальная брошь стала таять, терять форму, пока, наконец, не превратилась в маленькую лужицу в ладонях Юли. Девочки слили воду в блюдечко и увидели в воде отражение лица метелицы, теперь платиновые волосы уже развевались на ветру и переливались живыми картинками. Она улыбнулась, подмигнула девочкам и исчезла. Больше они её никогда не видели, сколько бы ни заглядывали в блюдечко. Вода испарилась, и остались лишь одни воспоминания.
Оп-ля! Армия – это я! (Рассказ-быль)
Трамвай остановился, двери раскрылись, и в салон тяжело поднялся ветеран войны. На верхней ступени он остановился, дабы перевести дух. Пассажиров по обыкновению для этого времени было не много. Следом за ним никто не поднимался и он, никому не мешая, простоял, пока трамвай не тронулся с места. Он был высок, худ, сутул. Одет был в коричневый пиджак, угловато висевший на худых плечах, левая сторона которого было украшена несколькими рядами орденских планок. Под пиджаком – клетчатая фланелевая рубашка, заправленная в мешковатые брюки, давно не видевшие утюга, севшие от частых стирок и потому высоко свисающие над ботинками образца моды семидесятых. В руках он держал трость с резной ручкой. Опираясь на неё, он медленно прошёл на свободное место и сел. Ехать долго, на другой конец города, и он заскучал. Он сидел и бессмысленно, устоявшимся взглядом старца разглядывал мелькающие за окном картинки. Лицо его было сплошь изрезано глубокими морщинами. Седые редкие волосы, с залысиной ото лба до затылка, опоясывали голову. На какой-то остановке в трамвай подсели солдаты. Старик перевёл взгляд на них и наблюдал. Один из них держал наперевес гитару. Обычное дело. Солдат без песни, как невеста без жениха. Они столпились около водительской двери, и кто-то из них выкрикнул:
