Внезапный рык со стоном слишком громкий. Или это я слишком быстро вышел из её сознания, оставив после себя зияющую пустоту и отрезвляющий холод. Нужно быть осторожным, входя в сознание, и следует поступать ещё более осторожно, покидая чужой разум, привыкший к твоему присутствию, чтобы пустота заполнялась привычными, её мыслями. Если только не хочешь шокировать, сделать больно или… пробудить. Как сейчас.
Я просто дёрнулся назад, когда почувствовал, что сладкое марево порабощает, лишает воли. Меня. Нет, это невозможно… Кто угодно, но только не я…
Меня прошибает током, и я отодвигаюсь. Ритм дыхания Кейтлин меняется мгновенно. А её взгляд направлен прямо на меня. Мне в лицо. Она скользит своими глазами по моему лицу, недоумевая. Пытается отделить реальность от сна и дрёмы.
Хамелеон… Глаза Кейт сейчас напоминают те самые лазуриты и игру света на их гранях.
Точно так же глаза Кейт сверкают в темноте. Кейтлин вздыхает и поднимает пальцы. Кончики пальцев пробегаются по кромке припухших губ, которые я остервенело целовал. Осознание произошедшего колко и остро впивается в кожу.
— В чём дело, хамелеончик?
— Что ты здесь делаешь?
— Вытаскиваю тебя из дерьмового кошмара, как видишь, — голос звучит хрипло и низко.
Глотку раздирает жаром, внутри пульсирует только одно яркое и понятное желание.
Не останавливаться. Ни за что. Наклоняюсь чуть ниже, дую горячим ветерком дыхание на её губы.
— Нет!
Острые кулачки упираются мне в грудь.
— Нет. Сегодня нет… Неподходящий день для зачатия. Всё будет впустую!..
— Кроме удовольствия.
— Нет никакого удовольствия. Только сделка. Сделка…
Кейтлин тяжело дышит и говорит быстро-быстро, тараторит, пытаясь убедить в правдивости слов саму себя. Врёт. Потому что я отчётливо чувствовал отдалённые всплески возбуждения.
— Как скажешь, хамелеончик. Хочешь боли? Получишь её.
Я вклиниваюсь между её бёдер и запускаю руки под ночную рубашку. Кейтлин начинает извиваться, царапаться и кусаться подо мной, пытается спихнуть меня. С таким же успехом могла попытаться сдвинуть с места скалу. Сильно, до боли выкручиваю её соски.
— Нет! — громко кричит Кейт и поступает неслыханно дерзко.
Вклинивается в мой разум, находит какую-то миниатюрную щель и бьёт именно туда острой иглой. Бросает мне в лицо своё омерзение и животный страх, накачивает коктейлем своих эмоций и впечатлений. И картина не самая приятная.
Особенно мерзок сладостный душок. Приторный. Но в представлении Кейтлин это приторный душок гнили и разлагающейся плоти. Мерзко. Привкус его разливается теперь и на моём языке, и я ничего не могу с этим поделать.
