Мне тогда повезло: цель была знакома, вел на задание нашу четверку опытный летчик и командир, имевший к тому времени более пятидесяти боевых вылетов.
До войны Виктор Александрович был инструктором в аэроклубе, потом в боевом полку летал на самолетах-истребителях, а с появлением штурмовой авиации переучился на летчика-штурмовика. Он хорошо разбирался в тактике воздушного боя, мгновенно ориентировался в обстановке, обладал прочными навыками в пилотировании, самолетовождении и боевом применении Ил-2.
Командир эскадрильи обычно не бранил молодых летчиков за промахи. Деликатно, целевыми вопросами он учил подчиненных размышлять, анализировать свои действия в воздухе. Капитан Малинкин всегда сам старался и нас приучил предвидеть, как сложится очередной боевой вылет, еще на земле заранее разыграть его с ведомыми в нескольких вариантах, если, конечно, позволяла обстановка.
В этот раз такая возможность нам не представилась. Вчера был бой и сегодня — бой. Однако во второй боевой вылет я шел более уверенно. Видимо, сыграл роль хоть маленький, но свой опыт, приобретенный при первом боевом крещении. Воодушевили, наверное, и вера в командира, его смелость, храбрость, находчивость.
Пока мы шагали к самолетам, капитан Малинкин еще раз объяснил порядок действий в районе цели, рассказал о своем плане отражения атак истребителей, если вдруг придется вступить с ними в бой.
— Как настроение, Ефимов? — успел поинтересоваться комэск, полагая, что где-то в глубине сознания у меня осталась неуверенность в благополучном исходе полета.
Но мне и вправду хотелось в бой, чтобы самому окончательно поверить в себя.
— Скорее бы в воздух, товарищ капитан! — ответил я, не погрешив против истины.
Военные психологи утверждают, что самым трудным для новичка бывает первый бой. В чем-то, видимо, они правы. Неизведанные ощущения и эмоции, связанные с боевым поединком, в котором или ты должен стать победителем, или тебя уничтожат, конечно, накладывают свой отпечаток на психику воздушного бойца. И особенно это заметно в первом боевом полете. Правда, и во втором, и в третьем вылете, когда летчик уже испытал на себе зенитный огонь, атаки вражеских истребителей, он не чувствует себя спокойнее.
Во втором вылете не прошла окончательно эта скованность и у меня. Конечно, работал я уже более уверенно, однако напряжение сказывалось в каждом моем движении. И чтобы сбросить это напряжение, я мысленно повторял порядок своих действий над целью, еще не долетая до нее. Что-то тревожило, что-то успокаивало. А мозг то и дело сверлила мысль: «Не забыть бы сбросить бомбы».
