Во всех этих грустных размышлениях торчать в загадочной однодомной деревне размером в двор становилось опасно. Проклятому апельсинщику пустить ищеек даже по двадцати семи направлениям труда не составит. А тут еще шайтан-шииты на пятки наступают. А избавишься от тех и других… Как говорится: не понос, так золотуха. Но плох был бы император, сумевший уцелеть на рабочем месте вот уже почти тридцать лет, переживший две тяжелейших войны на Икарийском полуострове, если бы не предвидел сотню-другую вариантов отступления.
Павел стукнул бокалом по стойке. Все подняли головы, никто не тронулся с места.
— Гоша, ты…
Мужчина с кавказским профилем встал.
— Государь, действительно пора. Они ошибаются дорогой, да и мост их не пропустит, но не круглые они идиоты, часа через два доберутся и сюда. А нам еще лимузин переносить, да и вообще лучше подальше быть, у них планы решительные. У них план — заложить фугас килограммов на двадцать китайского разрушителя. Взрывать они сперва будут мост, — ну, это вперед и с песней, но позже-то сообразят. По ту сторону уже нам ничего не будет, но дом хороший, жалко. Да и второй выход у Слободы пока что всего один, лучше им не пользоваться.
Поднялся человек с закрытыми глазами. Охранники вновь подняли ему веки.
— Тогда, ваше величество, командуйте. Время совпадает.
— Да поможет нам Бог… — с интонацией судебной присяги произнес Павел и слегка шевельнул кистью руки.
Липовый бармен снял с верхней полки запыленную бутылку «племянников Петра Арсеньевича», размахнулся и разбил ее о пивной кран. Стойка сдвинулась, в стене открылись ранее невидимые ворота, проем, достаточный для того, чтобы человек пять-шесть прошло в ряд. На сестробратовском дворе был белый день, между тем в открывшемся проеме время суток стояло какое-то другое, то ли утро, то ли, скорее, поздний подмосковный вечер. Бабы, сохраняя строй, вступили в проем, оберегая царя.
— Артамон, законсервируйте точку перехода, — твердо приказал «Вур» и вместе со спутниками прошел вперед царя, за ним последовал хромец, следом, с интересом глядя по сторонам, — царевич, за ним — предиктор и, наконец, царь.
Когда вся группа ушла в сумрак, бабы приступили к разборке лимузина. Им потребовалось меньше часа: автомобиль был перенесен за «стойку», помещение приведено в полностью нежилой характер, липовый бармен ходил по нему, из огромного пульверизатора покрывая поверхности хлопьями пыли и набрасывая поверх них то ли искусственную, то ли в самом деле подлинную паутину. В качестве последнего штриха он спустил на автостоянку все содержимое водяной цистерны с крыши, и земля превратилась уже вовсе в болото, поверх которого бармен наскоро набросал листья рдеста и желтые цветы кувшинок. «Точка перехода» была не просто законсервирована, от нее за версту несло мерзостью запустения. Артамон с сожалением окинул получившуюся картину взором, перешагнул порог стойки и опустил за собой тяжелую задвижку.
