Он продолжал говорить еще что-то, но Веретенников уже не слушал его. Новое, незнакомое чувство захлестнуло его. Неужели правда? Но какая же она тогда дура, какая же дура, что сразу не выложила ему все, как есть!.. Ну, раньше — понятно, раньше — какая надежда на пьяницу, алкаша, какой из него отец, но теперь-то… Ах, черт побери, черт побери…
И надо же было так случиться, что именно здесь, возле крематория, именно сегодня, когда смерть так зримо напомнила ему о себе, пришла к нему эта весть!.. Весть о том, что жизнь его, оказывается, не прервется, продолжится в сыне…
Веретенников споткнулся на этом слове — сын. Оно было пугающе непривычным. Какое-то суеверное чувство страха — не говорить, не думать об этом, не произносить вслух, пока все не выяснится, не подтвердится окончательно, — овладело им. Но как мог он не думать?..
А что, если окажется вдруг, что это и не его вовсе ребенок? Что, если тогда, сразу после их разрыва… от отчаяния… от одиночества решилась Клава на такой шаг?.. И, может быть, потому и скрывает от него, от Веретенникова, все происшедшее, что стыдится, что корит себя нынче за этот поступок…
«Ну что ж… — с некоторой горечью думал Веретенников, — я готов и к этому… Пусть».
Новое, никогда прежде еще не испытанное им чувство нежности к Клаве, к ребенку, которого он пока не видел, затопило Веретенникова.
«И пусть у гробового входа младая будет жизнь играть…» — мысленно, чуть ли не со слезами растроганности и умиления твердил он, томясь в ожидании такси на стоянке возле крематория…
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
УСТИНОВ, ЩЕТИНИН И ДРУГИЕ
— Ну вот видите, как славно! На ловца и зверь бежит, — вставая навстречу Устинову, распевным голосом говорила Серафима Петровна, инструктор райкома партии. — Я вас, Евгений Андреевич, весь день разыскиваю, а вы уже здесь, оказывается! Чем не телепатия, правда?..
Но Устинов не принял ее тона.
— Я бы не стал занимать ваше внимание, — сказал он хмуро, — если бы ваше руководство нашло возможность со мной поговорить, но у руководства, к сожалению, не отыскалось времени. Можно подумать, борьба за трезвость в нашем районе никого особо не волнует.
— Ну зачем же сразу такие обобщения, Евгений Андреевич! — пропела Серафима Петровна. — У Юрия Евстигнеевича много других проблем, не менее важных. В наших с вами вопросах мы и сами разберемся. Что нам делить, мы же с вами делаем одно дело, Евгений Андреевич.
— Да? А мне почему-то как раз кажется, что разное.
— Не нервничайте, Евгений Андреевич. И не выпускайте сразу иголки. Ну что за характер у вас такой, вечно вас подводит.
