Однако все вышло не так, как рассчитывал Ломтев, и уж тем более не так, как предполагала Светлана. Если бы знать… Если бы в некий самый ответственный момент в нашем сознании зажигалась предостерегающе тревожная сигнальная лампочка: стоп! Дальше нельзя! Если бы…
От мысли об этой дальней родственнице, которая сейчас, утром, должна встречать его в Ленинграде, которая напрасно станет всматриваться в пассажиров, а затем конечно же бросится, переполошившись, звонить в Москву Светке, — от этой мысли тоска подступила к сердцу Ломтева. Жить не хотелось…
Тем временем в коридоре вытрезвителя началось какое-то движение. Затопали сапоги, зазвучали голоса, в помещении вспыхнул яркий свет. Соседи Ломтева зашевелились, поднимаясь, кто-то застонал, кто-то выругался…
…Через некоторое время Ломтев, понурый, униженный, мучимый головной болью и то и дело подступающими позывами к рвоте, сидел перед лейтенантом милиции и, пряча глаза, тихим голосом отвечал на его вопросы. На столе перед милиционером лежали ломтевские документы, командировочное удостоверение и оба железнодорожных билета — настоящий и тот, который он так старательно подделывал для Светланы. При виде этого билета Ломтев скривился, как от боли.
— Что, стыдно? — сочувственно спросил лейтенант и повертел в руках служебное удостоверение Ломтева. — Научно-исследовательский институт шрифтов… — прочел он нарочито громко, по складам. — Младший научный сотрудник… Научный, значит. Что ж, это наука ваша учит так пить, а, Ломтев Виктор Иванович?..
Ломтев пожал плечами. Ему хотелось только одного: чтобы его побыстрее отпустили. Он чувствовал себя отвратительно. Еще не хватало, чтобы его вырвало сейчас тут, прямо перед этим лейтенантом.
— Небось и не помнишь, как тут очутился? — продолжал лейтенант. — И сколько денег вчера фукнул, тоже не помнишь?
Ломтев молчал. Он действительно ничего не помнил. Как его забирали, за что, где — все затянуло темнотой.
— Вот держи все, что осталось, и распишись вот здесь, — лейтенант протянул Ломтеву скомканную синюю бумажку — пять рублей и горстку мелочи. Когда Ломтев вчера выходил из дому, у него в кармане покоились четыре новеньких хрустящих десятки. Сорок рэ. Что ж, хорошо хоть это осталось. Портфель тоже был здесь. Однако наличие портфеля лишь на мгновение обрадовало Ломтева. Что мог значить портфель по сравнению с тем, что обрушилось на него, по сравнению с теми позором и стыдом, которые ожидали его впереди! Темная бездна, из которой нет выхода.
