Телефонный звонок прервал его размышления. Устинов слышал, как в передней подошла к аппарату Вера. Спустя минуту Вера появилась в комнате.
— Второй раз уже сегодня, — сказала она. — Позвонит и молчит. Меня ужасно тревожат всегда такие звонки. Слышу, как дышит человек в трубку и молчит. Это опять она, я уверена.
— Что за фантазии приходят тебе в голову? — сказал Устинов. — Ну почему непременно она? Просто кто-то ошибся номером.
Вера отрицательно покачала головой.
— Я чувствую. Женскую интуицию, Устинов, не обманешь. Расскажи хоть, какая она.
— Брось, Вера… Не смеши людей. Ну сама подумай: кому может взбрести в голову влюбиться в такую старую обезьяну? Ты посмотри, посмотри на меня: лысый, кривой, изувеченный, только что не горбатый… Я удивляюсь, как ты меня еще терпишь.
— Я же влюбилась — значит, и другая может.
— Когда это было, вспомни. Двадцать лет назад.
— Но ты и тогда не был красавцем. И молоденьким уже не был. Однако я полюбила тебя. Ты не думай, я не ревную, просто мне жаль эту женщину. Какая она? Ты говорил, она из твоих подопечных? Матвеева, кажется?
— Да.
— Она красивая?
— Ну что за разговор, Вера! — уже начиная сердиться, сказал Устинов. — Красивая, некрасивая — откуда я знаю. Обыкновенная женщина.
— Она теперь не пьет? Совсем?
— Разумеется.
— Я рада за нее. И все-таки мне жалко эту Матвееву. Ты бы объяснил ей, что ты однолюб. Есть такая порода людей: однолюбы. Мы с тобой оба принадлежим к этой породе.
В передней снова зазвонил телефон.
— Ну вот видишь. Опять. Ну подойди, подойди сам, убедись.
Устинов пожал плечами, нехотя пошел к телефону.
— Слушаю.
— Евгений Андреевич! Это Матвеева! — радостно зазвенела трубка. — Евгений Андреевич! Я только хотела спросить, будет у нас сегодня заседание клуба или нет?
— Будет, — сказал Устинов, невольно краснея и злясь на себя за это. — Обязательно будет.
— Ну что? Я права? — смеясь, спрашивала Вера. — Смотри, какой пунцовый стал! Я же говорила: это она.
— Ну и что же? — сказал Устинов. — Может, сначала автомат не сработал…
— Я и говорю, удивительный автомат: только на твой голос и срабатывает. Ой, Устинов, знаю я эти штучки, сама ими грешила. Ты же в сплошном женском окружении тогда работал. А я, бывало, наберу номер и жду с замиранием сердца: неужели эти стервозы тебя опять к телефону не подпустят…
Она прижалась вдруг к его плечу, к его левой, искалеченной войной руке и прошептала:
— Ох, Устинов, Устинов… Двадцать лет ведь прошло… А кажется, вчера было…
