От двери отделился парень и без слов поднос с цыпленком табака взял. У меня во рту непроизвольно слюноотделение произошло, сразу вспомнил, что ел вчера вечером, а потом все калории растратил.
– Иван Макарович! Наконец-то! – вышла из-за ширмы Сима, с опаской покосившись на гостей Анзора. – Лиза вас заждалась, у нее ничего не болит, сестра домой просится. Посмотрите ее.
Не подав виду, пошел к девочке, бегло ее осмотрел и пришел к выводу, что угроза миновала и можно даже антибиотик не колоть, если только для подстраховки.
– Так, вас переведут в палату на втором этаже. Есть можно все, укольчик сегодня сделаем, а завтра, если не поднимется температура, домой пойдете, – вынес я заключение, прислушиваясь к эмоциональной речи Анзора, который что-то доказывал на своем языке посетителям. – Но мои слова обязательно должен подтвердить Семен Иванович, он Лизу оперировал, следовательно, и выписывать сам будет.
Хм, понятно, почему Жало выставили: тот наверняка знает язык своего шефа, а разговор тут не для его ушей. Странно, что они от меня не скрываются и не узнали, понимаю ли их речь.
– Иван Макарович, а сколько мы за лечение должны? – поинтересовалась Сима, закусив нижнюю губу.
– Вай, зачем обижаешь?! Меня с твоей сестрой доктор с того света вытащил, мы теперь родня, а оплачивать все должен мужчина! – раздался голос Анзора, который слова Симы услышал.
– Он ко мне пристает, – пожаловалась шепотом Сима и смущенно глаза отвела.
– С оплатой решим, не переживай, а с Анзором сама разбирайся, – шепнул я ей в ответ, понимая, что горец мужик горячий и явно на девушку запал. Но как он, лежа на кровати, может к ней приставать – не понял.
А у Симы румянец вдруг щеки залил, она ладошку ко рту приложила и глаза круглые сделала. Горцы засмеялись, а Анзор на них рявкнул. Это как он так себя с аксакалами ведет? Нельзя же, они его… а что ему можно сделать? Ну отругают и пристыдят, а старший в горах – закон и уважение, зря наш раненый на рожон лезет. А недавно прооперированный начал что-то медленно и настойчиво вещать на своем гортанном языке. Говорил уверенно и зло, аксакалы уже не смеялись – слушали.
– Ты их язык понимаешь? – шепнул девушке, у которой щеки похожи на костер в ночи, так и пылают, даже жар ощущаю.
– Я грузинка по матери, а у отца горной крови на треть, – ответила та мне.
– Пошли, – кивнул ей на дверь и хотел за руку взять, но в последний момент передумал. Ну его на фиг, горцы – они такие – чуть что, сразу за нож, а потом наворотят дел и начинают разбираться, да поздно бывает после драки пить боржоми.
