Вскоре начались выпускные экзамены. Для начала — письменные русский и чешский. На русском запороли лишь одну работу на тему «Путешествуем по Советскому Союзу». Парень списал все из какого-то путеводителя и очень радовался.
— У меня все готово! — ликовал он, пока не выяснил, что его работа написана без единой ошибки, но на безупречном болгарском языке.
На чешском не прошло две работы. С первой вышло так: одноклассник, сидевший прямо за мной, был достоверно информирован, что одной из тем будет «Магистр Ян Гус». Всю ночь вместе с семьей он писал шпоры, и к утру для него не осталось белых пятен в биографии Гуса. Однако такой темы на экзамене не оказалось, и он сделал невероятную попытку протащить магистра в спасительном вопросе «Мой любимый писатель», но тщетно. Ему не поверила даже добрая учительница чешского. Ей пришлось выдержать нелегкий бой с собственной совестью, но мысль, что этот мальчишка, которого кроме футбола интересует разве что хоккей, ходит в школу, раздумывая и негодуя по поводу Константинопольского собора, казалась ей все же невероятной.
Вторую двоечную работу написал Ковбой. Этот повел себя стильно. Он не стал дергаться, как все остальные. Просто остался Ковбоем.
Тему он себе выбрал «Илья Эренбург». Первые несколько минут он смотрел на заголовок и грыз ручку, вскоре у него заблестели глаза, и он приступил. Это сочинение оказалось круче всех остальных.
Свою судьбу он решил уже первой фразой: «Илья Эренбург (далее просто Илья)…»
В сентябре ему все же удалось получить аттестат.
* * *
Андулка уже была женщиной по всем статьям, но за одним маленьким исключением — не было парня, с кем бы она могла гулять, не было парня, с которым могла целоваться, и тем более не было парня для тех вещей, о которых она даже не смела думать.
В ее взгляде была серьезность, она не умела просто флиртовать, а мечтала о долгих и высоких отношениях до самого гроба.
Поняв это, каждый стремился улизнуть. Конечно, парни звали ее на свидания, но никто не заинтересовал ее настолько, чтобы она доверила ему свою любовь, которую носила в себе, иными словами, она ни в кого еще не влюблялась.
Один все время рассказывал ей о мотоциклах. Андулка смотрела на него внимательно и изумленно. Парень чувствовал, что пропадает, бледнел и покрывался потом. Она ни капельки ему не помогла, лишь серьезно смотрела, а он еще сильнее потел и таял под этим изучающим взглядом, как снеговик на солнце. В конце концов он сдался и вышел из игры. Это выше человеческих сил — часами рассказывать о шестидневной гонке и смотреть в глаза, ясно говорящие: «Сколько же можно!..»
