Борьба политических группировок в Аттике в VI веке до н. э. | страница 53
Нам кажется, однако, что Циглер прав, критикуя Вейцзекера за «игру в термины», которая не приводит к лучшему познанию сущности и возникновения биографий Плутарха. Эйдологический способ изложения, при котором «жизнь героя понимается как прочная и наглядная сущность»[158], и хронографический, т. е. во временной последовательности, или, если пользоваться прежней терминологией, часть историографическую и характеризующую героя с моральной стороны часть биографии, πράξεις и ηθоς, часто трудно отличить[159]. К тому же, эти две составные части жизнеописания, два его композиционных момента не исчерпывают богатства формы и содержания биографий Плутарха. Вообще эти биографии гораздо более индивидуальны и сложны, чем схема хронографии и эйдологии. В этом отношении нам представляется плодотворным прием Укскуль-Гиллебанда, который исходит из мысли о том, что для Плутарха характерно расширение материала, имевшегося у его предшественников, тогда как для Корнелия Непота — его сокращение. Но понятно, что эти «расширения» (Erweiterungen), идущие от Плутарха, могли быть различного рода, что они определялись не только целеустановкой, идеями и вкусами самого биографа, но и характером биографического материала, с которым он имел дело в данной биографии. Поэтому и то, что устанавливает Укскуль-Гиллебанд в смысле «расширения» в биографии Перикла, а именно — периэгетика, комодуменой и Variae Historiae, — не может быть без соответствующих дополнений и разъяснений приложено к любой биографии Плутарха.
Можно наметить несколько типов этих биографий в связи с характером деятельности героя и особенностями материала, находившегося в распоряжении биографа. Рассказ о жизни Александра Македонского и Юлия Цезаря, очевидно, должен был строиться по-иному, чем жизнеописание Цицерона, Катона или Фокиона