– Ещё и барахло им охраняй задаром! А они пацанов заберут! Облагодетельствуем, мол, спасаем!
– А у кого взять некого, сказали, сами между собой разбирайтесь! Другой оплаты не будет!
– Чего?! – взвился Томаш. – Ну-ка, ну-ка!
И живо работая локтями, протолкался на передний край. Хотелось посмотреть вблизи, как вытянутся физиономии этих собравшихся, когда к ним ввалится весь отряд.
Он просочился через арочный вход, вслед за Мареком и Иржи. И попал в обширную пещеру с гладкими, бурыми стенами и высоким, сводчатым потолком.
Зал совещаний тонул в полумраке. Солнечных шаров тут было пару штук, расставленных по самым дальним углам. И они скорее притягивали к себе тьму, чем рассеивали её.
Вдоль стен, плотными рядами чернели людские фигуры – молодые и старые, сгорбленные и статные, женщины, мужчины. Их оказалось больше, чем ожидал Томаш. Примерно, три-четыре сотни. Безликие, в мерцающей темноте.
В центре пещеры же, перед массивным и плоским, как стол, валуном, возвышался худой старец. Издалека похожий на резного, славянского идола, он и стоял, не шевелясь, сжимая в руке свой знаменитый посох Гекаты.
Его набалдашник украшала ювелирно выточенная голова богини магии и колдовства. И Томаш знал по рассказам, что она способна источать сильное сияние, лучами расходящееся от её локонов, образуя корону. Говорили, Вацлав этим посохом может освещать огромное поле, хоть целую ночь. А уж гораздо меньший зал в пещере – и подавно.
Но, сейчас, у Гекаты жутко горели белым светом одни пустые глазницы, точно бельма. Верный признак, что Вацлав и правда, ударил раз посохом оземь.
Глаза старейшины сверкали куда ярче, переливаясь злым красным пламенем, как налитые жаром угли.
Облик Вацлава наводил на мысли о волхвах. Длинный, высохший, с седой бородой и снеговыми волосами, охваченными обручем вокруг головы, он казался неотъемлемой частью самой пещеры. Такой суровый, вековой мудрец в горной келье, как их изображают – со свитком, и гусиным пером, при оплывшей свече.
Вацлав, в общем-то, и жил где-то в Моравско-Силезских Бескидах, чуть ли не на Лысой горе.
При виде дозорных, втекавших в зал бурной рекой, его лицо свирепо исказилось. Но, Вацлав не попятился, и даже не шелохнулся.
– Что?! – прохрипел он густым, страшным басом. – Бунт творите? Бунт?! А-ну, назад! Ни шагу дальше!
И – со всей силы врубил посохом по каменному полу. Второй раз!
Томашу показалось, что колыхнулась вся пещера, а то и гора, от корня до верхушки. Но – это вздрогнул он сам, опасливо пригнувшись. Как и многие другие рядом.
