Шнурок замер, воззрившись на ведунью. И только сейчас, похоже, обратил внимание, что эта плотная старуха, замотанная в тяжёлый, залатанный платок, совсем не преграждала вход в избу. Она стояла рядом с дверью, и даже в паре шагов от неё.
Шнурок недоуменно посмотрел на полицаев.
– И я не понял! И чего? – проговорил он ядовито.
– Но, если войдёшь, пожалеешь – не повышая тон, сказала баба Сейда.
Шнурок мелко вздрогнул и повернулся к ней.
– Всё, что было на обед и ужин, я сама вам отдала. Больше брать не позволяю! – строго отчеканила колдунья.
Шнурок остолбенел, уставившись на бабу Сейду.
– Не позволяешь? – удивлённо спросил Репка. – А если сами возьмём?
– Возьмёшь без спросу, худо сотворю – сразу ответила она, глядя на Репку в упор.
И – то ли тень набежала на её лицо, но глаза колдуньи вдруг, начали чернеть. Будто зрачки становились шире.
И миг спустя, со стороны, из-за забора, Витя уже видел настоящую, живую ведьму со страшными как тьма, глазами.
Мороз продрал его по коже: и вот у этого кошмарного нечто он взял леденцы? Тут только и стало понятно, почему шепталась вся деревня!
Репка и Шнурок, стоявшие поближе, отшатнулись. Однако, тут же тень как мелкой рябью сошла с лица бабы Сейды, придав ей прежний облик. Шнурок и Репка застыли столбами, а Витя оглянулся на двух других полицаев.
Но, те на бабу Сейду не смотрели. Они всё больше озирались по сторонам. И один, вдруг, сдавленно охнул, увидя в конце улицы надзирающего офицера со стеком.
– Мужики… – пролепетал он.
Офицер неторопливо шёл меж домов, точно прогуливался. Казалось, ему и дела нет до грабежа деревни. Отовсюду неслись истеричные крики и вопли, во всех дворах мельтешили причитающие старики – а офицер лишь помахивал стеком на ходу, как это делают от скуки.
Но, тут он увидел толпу возле ворот бабы Сейды. И нарочито замедлил шаг.
Полицаи занервничали. Офицера они боялись сильнее, чем ведьмы – это было видно хорошо.
– Давайте… Надо что-то делать…! – второй полицай заметался у калитки, но так и не решился войти.
Меж тем, офицер вообще встал посреди дороги, легонько хлопая стеком по ладони. Он с брезгливым интересом наблюдал за четвёркой перепуганных полицаев, а баба Сейда со своего крыльца сверлила их тяжелым, мрачным взглядом.
Шнурок быстро облизал пересохшие губы и оглянувшись на офицера, заорал бабе Сейде, что есть сил:
– Какое «худо»?! Чего ты мелешь?! Ну, делай, давай! Давай! – и врезав ногой по калитке, ворвался во двор.
Полицаи обомлели, один даже хотел перекреститься.
