— Рябой, тихо! Тихо! Ну шутканул неудачно, — пропищал первый, которого «Рябой» сгробастал словно кутёнка за шкирку и пихнул в сторону лестницы.
Вот только сам следом за ним не ушёл. Постоял немножко в дверях, а затем с тихим утробным рыком вошёл в кухню, спустил штаны, оголив свой длинный толстенный шланг и намотав на руку длинные волосы бывшей горничной, устроил её поудобнее не столе.
Аэрис, некоторое время, морщась, наблюдала за тем, как незнакомец бандитского вида, рыча, словно животное сношал её бывшую служанку, которая, проснувшись, завизжала что было сил, а затем. Наконец, не выдержав зрелища, девушка тихо выскользнула прочь из этого мерзкого дома.
Ей ещё следовало избавиться от мешочка, в котором она принесла толчёное стекло, которое послужит отличной «приправой» для её резко изменившихся «милых друзей». Использовать яд — было глупо. Во-первых, уж больно это аристократично и по-женски — всегда может найтись кто-то — кто свяжет это с её именем. Ну а во-вторых, яд дворяне вполне могли обнаружить… пусть даже случайно. А вот на стекло в пище, не реагировали ни магия, ни даже рог единорога, как и прочие детекторы.
К тому же, с одной стороны — это смертельно. А с другой, если же не помрут, то останутся вечно страдающими калеками, что вполне достойная награда для тех, кто предал доверие д’Монсерю.
Магией, вылечить человека, съевшего нечто подобное — очень трудно и дорого. Ведь это — не отрава, которая выводиться из организма специализированными заклинаниями. Так что, для Рафаэля все кто сегодня отведает подобное угощение — будут бесполезны.
Ну а если кто и останется здоровым — она, Аэрис, будущая Императрица этой страны, придумает что-нибудь ещё!
Интерлюдия 17
Молодая девушка, с красивым волевым лицом, тёмно-зелёными, длинными волосами, перевязанными в конский хвост на затылке быстрым, уверенным шагом шла по титаническим залам подземного дворца. На воне величественных созданных совсем не людьми и не для людей колонн, поддерживающих скрытый в темноте каменный свод.
Встречные разумные, в большинстве своём почтительно склонялись перед дочерью Малахитового Генерала, стараясь не пялиться на закрывающую её левый глаз повязку. Даже немногие из её сородичей, которым позволено было показываться в этом величественном месте в истинном облике, преклоняли передние лапы и опускали огромные рогатые головы к земле, только бы не смотреть на вспыльчивую девицу свысока.
Правда для многих — это было всего лишь дань уважения к её отцу, ну и в какой-то мере разумная предосторожность, перед лицом это бешеной бабы. Её личная репутация в гнезде после того, как подавшись, зову какого-то смертного колдуна, она вернулась домой израненной и покорённой — сильно пошатнулась. К тому же в альковах во всю шептались, что эта драконица теперь «калеченная» и не способна больше исторгать из себя пламя.
