Иные же, выбирая противоположный путь, уединяются и запирают себя в тесные помещения такой ширины и такой высоты, что они не могут ни выпрямиться, ни лечь свободно, постоянно пребывая, по выражению апостола, в пещерах и земляных ямах. Другие возносят молитвы к Богу, обитая вместе со зверьми и в каких-то глубоко сокрытых пещерах. Однако ими придуман и еще один способ [подвижничества], превосходящий меру любого мужества и выносливости. Ибо отправляясь в раскаленную пустыню и прикрыв только то, что необходимо по природе, мужчины и женщины подвергают все остальные части обнаженного тела непомерным холодам и палящему дыханию ветров, равно презирая и зной и стужу. Они совершенно отвергают человеческую пищу и пасутся на земле — [их] называют пасущимися[14], — только от нее получая жизнь, так что с временем уподобляются животным, поскольку у них меняется внешний вид и по разуму они также отличаются от людей; завидев их, они бегут, и, преследуемые, находят [способ] скрыться или же благодаря быстроте ног, или же в каких-нибудь непроходимых местах.
Скажу и о другом, что едва не прошло мимо меня, хотя оно и превосходит по важности все остальное. Есть немногие, но они все равно есть, которые, как только получают бесстрастие посредством добродетели, возвращаются в мир в самую гущу его суеты; и объявляя себя безумными, до такой степени попирают тщеславие…, и до такой степени стремятся к мудрости, что едят с совершенным равнодушием, даже когда им приходиться быть у трактирщиков или перекупщиков, не обращая внимания ни на место, ни на внешний вид, ни на что-либо другое; они посещают многие бани, как правило, моясь вместе с женщинами, с такой силой побеждая страсти, что тиранят свою природу и не отвечают [ее зову] ни при взгляде, ни при прикосновении, ни даже в объятьях женщины; с мужчинами они мужчины, с женщинами женщины, и желают участвовать в обеих природах, а не только в какой-нибудь одной из них… Они часто и неутомимо падают на колени и с напряжение поднимаются, ибо только один порыв вдыхает огонь в их старость и добровольную слабость; они словно бесплотные атлеты и бескровные бойцы, для кого пост является настоящим пиром и роскошью, а предельное воздержание от еды — изобильной трапезой. Когда бы ни пришел к ним гость, даже ранним утром, он встречают [его] с приветствиями и щедростью, придумывая особый вид поста — есть, не испытывая желания; и вызывает изумление, как они, нуждаясь в стольких [вещах], довольствуются столь малым при такой роскоши; они враги своих прихотей и своей природы, подчиняющиеся желаниям тех, кто рядом с ними, чтобы во всем у них плотское наслаждение было отринуто и правила душа, разумно избирая и сохраняя прекрасное и богоугодное; блаженны они образом жизни, [который ведут] на земле, еще более блаженны своим уходом из мира, которого ежечасно ожидают, торопясь увидеть Желанного.
