— С удовольствием, — тотчас ответил он, хотя понимал, что не позже чем через пятнадцать минут должен вернуться в контору, где его ждали посетители и разговор с Шубертом.
— Хорошо. Петр, — обратилась она к шоферу, — езжайте, пожалуйста, до Константина и назад.
— Вы прекрасно выглядите, — сказал Малиновский, когда авто тронулось.
Она взглянула на него с каким-то странным вниманием и ничего не ответила.
Малиновский подумал, что комплимент его прозвучал слишком банально в этой роскошной машине, где пахло некими изысканными духами, и поправился, смешавшись:
— Отчего все восхищения, даже искренние, необходимо облекать в столь банальные слова?
— Как там Богна? — спросила она. — Я не видела ее с тех пор, как приехала из Криницы.
— Спасибо. Она здорова.
— Вы ее очень любите? — небрежно спросила Лола.
— Я? — удивился он. — Весьма оригинальный вопрос…
— Вы ее любите?
— Естественно.
— А я думала иначе.
Глаза ее смотрели в упор: упрямо, равнодушно, вызывающе.
— Отчего же вы думали, что я не люблю Богну?
— Потому что мне кажется, что это вам не свойственно, дорогой… кузен.
Он покраснел. Слово «кузен» будоражило его амбиции.
— А вы так хорошо разбираетесь в людях?
— О нет, но вы меня интересуете.
Он распахнул глаза. В первый момент подумал, что она смеется над ним, потом окинул взглядом ее красивое бледное лицо, небольшие, но полные губы, худощавую фигуру в пушистой шубе и понял, что в словах, которые казались неправдоподобными, содержится правда, неясная, но важная.
— И… и потому вы сказали, что хотели со мной встретиться? — спросил он неуверенно.
— Это так, — кивнула она.
— Как-то это странно… — начал он и осекся.
Добрались до Виланова. Белые заснеженные поля и деревья искрились под ярким солнцем. В этом свете бледное лицо Лолы казалось прозрачным, а ее глаза совсем потеряли цвет. Только выпуклые губы выделялись еще сильнее, словно наведенные помадой.
«Какая-то она странная», — подумал Малиновский.
Лола всегда производила на него впечатление скромной, нарочито несмелой девушки, чье идеальное воспитание прикрывало боязливость и искренность. И только сейчас он засомневался в такой оценке: Лола была смелой и злой. Она молчала, и невозможно было угадать, о чем она думает, а Эварист просто не мог найти тему для беседы. Наконец она велела шоферу возвращаться.
— Уже конец марта, — произнес Малиновский, — а зима, кажется, в силе.
Она даже не взглянула на него.
— Ах, этот наш любимый климат, — добавил он.
— Что вы делаете послезавтра вечером? — спросила она, глядя перед собой.
