— И изрядно!
Богна и сама не знала почему, но вдруг потеряла желание сообщать ему радостную новость. Возвращалась домой в приподнятом настроении, в восторге, а теперь чувствовала нечто вроде неудовольствия. Естественно, вину за это состояние она возлагала только на себя. Не стоило так поддаваться экзальтированной радости, нужно было воспринимать все более трезво.
Эварист пошел в ванную помыть руки, в столовой Ендрусь накрывала на стол. Окна были закрыты, в комнате ощущалась духота, запах обеда и дым сигарет. Эварист курил табак какой-то ужасной марки, отчего воздух становился кислым.
За обедом настроение Богны улучшилось. Эв принялся расспрашивать ее о прощальном собрании в фонде и слушал внимательно. Она мимоходом вспомнила об отсутствии Боровича.
— Он вообще как-то избегает меня в последнее время, — добавила Богна.
— Странный он. И становится все более странным. Смешной парень.
— Я его очень люблю, — сказала Богна.
— Я тоже, но знаешь, дорогая, что мне пришло в голову?… Кажется, Стефан зол на меня за то, что я на тебе женюсь.
— Да что ты! — возразила она живо.
— Точно говорю. Это ему не по нраву. А может, он ревнует? — Он взорвался смехом.
Богна взглянула на него с удивлением:
— Да что ты придумываешь!
— Шучу, но так вот кажется. Ведь если бы он любил, не позволил бы мне увести тебя у него из-под носа…
— Скверно ты говоришь, — перебила его она. — Кроме того, у Стефана, по-моему, очередной период психастении.
— Быть может.
— Да наверняка, — подчеркнула она.
Ни за что на свете она не хотела, чтобы Эварист узнал правду. Если бы он понял, что Борович так люто противодействовал их намерению заключить брак, отношения между старыми друзьями прервались бы навсегда, и тогда ей пришлось бы отказаться от посещений Боровича и от разговоров с ним, а она их так любила. Она же была убеждена, что прежние отношения, в конце концов, вернутся по мере того, как Борович убедится в безосновательности своих подозрений. На самом деле она была даже обижена на Боровича, обижена за отсутствие доверия и за то, что он так отдалился. Отчего же он не желает убедиться, что ошибся?… Естественно, мысль о его чувствах к ней казалась Богне абсурдной. Они были знакомы уже много лет, и никогда во время их бесед и совместных странствий ни единым взглядом не выдавал он то, что можно назвать чем-то большим, нежели приязнь. Впрочем, от самого Стефана она знала, что он никогда никого не любил, что его отношение к женщинам ограничивалось «обменом любезностями», как он сам это — довольно холодно — называл.
