Неразумные головы Змея Горыныча [Авторский сборник] | страница 39



Я панически боялся, что видение исчезнет. Но текст не исчезал. Наоборот, слова выстраивались в предложения, и они становились всё чётче и ярче. Не надо было прилагать никаких усилий, чтобы прочесть огненный текст. И я начал читать:

«В то, о чём повествуют этот камень, можно только верить. Ибо неверующий не только не увидит слов, он даже не увидит скалы, он никогда не найдет пути к поляне. Ибо одного зрения и ума недостаточно. Не все, имеющие глаза, способны узреть это, нужно ещё и зрячее сердце.

Это произошло совсем недавно.

На окраине небольшого городка стоял деревянный домик: два окна, крыльцо, крыша, накрытая выцветшим от дождей и ветров тёсом; дворик, обнесённый старым штакетником; и длинный, огороженный подгнившими жердями, земельный участок, засаженный овощами.

В домике жила женщина с сыном. Мать с утра до вечера копалась на грядках, выращивала овощи и продавала их на рынке — иного источника доходов у неё не было.

Мальчик учился в школе. Он был её единственной радостью. Она любила его без меры. Зимними вечерами, когда ночь приходила рано, мать с сыном садились ужинать. А после ужина они читали вслух книги. У них было совсем немного книг. И каждую из них они прочитали десятки, если не сотни, раз. Однако ни мальчику, ни его матери это занятие не надоедало.

Однажды утром сынишка проснулся раньше своей мамы. Обычно она будила его, сопровождая пробуждение ласковыми и слегка насмешливыми словами: «Вставай, моя соня!».

На сей раз малыш проснулся самостоятельно, откинул одеяло и взглянул на соседнюю кровать. Постель была не прибрана. И мальчик, бойко подбежав к изголовью, откинул одеяло с лица спящей матери и сказал её словами: «Вставай, моя соня!». Ответом было молчание…

У них не было никаких родственников. И никто в первые минуты потрясения не мог утешить бедного мальчика. Он знал, что такое смерть, но только по книгам. Сколько времени он провёл в липком оцепенении, он не знал. Слёзы беззвучно катились из глаз.

Очнувшись, он взял школьный альбом по рисованию, потрёпанную картонную коробку с акварельными красками и стал писать портрет единственного самого дорогого человека, которого он лишился так рано и так внезапно.

Слёзы капали на лист ватмана, и краски, закипая от горечи и отчаяния, ложились такими линиями и обретали такой цвет, что когда рисунок был готов, с него смотрело живое лицо, излучающее доброту и любовь.

В день похорон бедной женщины на её рисунок, выполненный сыном, обратил внимание сосед. Он был преподавателем в городской художественной школе и сказал отчаявшемуся мальчику: