Прозвучало глупо. Но и ситуация была под стать: он стоял с расшитым кухонным полотенцем в руках, а она изучала его, как роскошный музейный экспонат.
– Возможно, красавчик, – загадочно ответила она. – Ну, мы еще вернемся к этой теме.
Так откровенно Саида еще никогда не клеили.
* * *
Винсент знал, сколько прошло дней с момента его заточения в «Прометее». Со скуки он даже переводил это время в часы, часы – в минуты, минуты – в секунды, а секунды – в миллисекунды. Получались огромные числа, которые ему ничего не давали. Но в таком положении всегда начинаешь вести отсчет непонятно чему.
Все ощущалось как одни сплошные белые сутки.
Белый – цвет его жизни, как и цвет его палаты.
Дни проходили размеренно и всегда одинаково. Он вставал в девять утра, и ему приносили на стерильном подносе его завтрак: свежий хлеб, кашу или мюсли, стакан свежевыжатого сока, яйцо всмятку. Потом он неторопливо чистил зубы, растягивая это иногда до получаса.
Времени было очень много. И лучше придумать, чем его заполнить.
Далее он отжимался, качал пресс и еще минут пятнадцать растягивал запястья и пальцы рук, страдавшие от частого кликанья мышкой.
Времени просто завались. Нужно было создать себе много ненужных привычек, чтобы не замечать его долгое течение.
Только после этого Винсент брался за работу. Он занимался расшифровкой до самой поздней ночи, потому что хотел, чтобы голова была занята. Пролистывал по кругу снимки, вносил символы в базу данных и прогонял их через всевозможные словари. Отдельного времени требовали попытки комбинировать знаки и подбор криптологических алгоритмов. Он сравнивал исходники со схожими письменами из древнескандинавских и древнеегипетских источников.
Но подобие не означало единую суть.
Далее он переходил к снимкам на полотнах. В развернутом виде они занимали почти всю комнату. Винсент брался за лупу и ползал по фотографиям, изучая начертание каждого знака, хотя уже знал их наизусть.
Перерыв на обед он тоже старался растянуть по максимуму, ковыряя каждое блюдо по полчаса. Только когда к нему заявлялся Рыжик (так он прозвал ассистента Мирры Морица), то неохотно оставлял в покое приборы.
С ним он не болтал. Да и тот почти никогда не отвечал на его вопросы.
И все повторялось. Винсент был как белка в колесе, и ключевым словом тут являлось «колесо». Он ходил кругами, не мог понять, где зацепка.
По вечерам из громкоговорителей лилась классика, а раз в неделю ему приносили бокал красного или белого вина на выбор.
