Долго было совсем тихо.
Она плакала. Плакала долго.
Сквозь слезы у нее вырвалось:
— Не мучай меня больше… И сам не мучайся так ужасно… Не надо этого касаться…
— Я не оставлю тебя в покое.
Она зарыдала, всхлипывая, как ребенок. Рассудительная печаль осталась в купе пригородного поезда. Теперь передо мной горько плакала беспомощная девочка. Я не шевелился. Она плакала долго. Мало-помалу успокоившись, она спросила охрипшим от слез голосом:
— У тебя есть носовой платок?
Мы дружно рассмеялись. Я встал и принес носовой платок. Она обстоятельно высморкалась. Потом приподнялась и взглянула в окно:
— Дождь почти перестал.
— Да.
— Может, встанем?
— Зачем?
— Пройдемся немножко…
— Сейчас? Щука подумает, что мы собрались улизнуть.
— Пусть все на свете щуки думают, что им угодно. Некоторое время мы молчали. Потом она наклонилась надо мной и шепотом произнесла одно слово. Это было имя, каким когда-то она называла меня.
— Дан…
Так она говорила иной раз в том, былом мире. Я поднял на нее глаза. Она еще немного нагнулась, так что ее лицо почти касалось моего лица.
— Ева… — прошептал я.
— Вот и лежим мы с тобой на чьей-то дедовской кровати и называем друг друга прежними именами, — сказала она.
— Между прочим, кровать удобная, — констатировал я и засмеялся.
— Очевидно, все это не такое уж далекое прошлое, как мне казалось.
Она тоже засмеялась и что-то игривое появилось в ней. Я был совсем сбит с толку.
— Ты остался верен себе, это очень хорошо, — шепнула она.
— Но ведь прошлого не воротишь, — ответил я. — Или…
— Или что? — повторила она и задумалась.
Я молчал. Она опустилась на свою подушку и, глядя в потолок, задумчиво ответила:
— Прежней дружбы, пожалуй, нет. Я думаю, это оттого, что мы теперь лучше знаем жизнь и… я думаю…
Что она думала в эту минуту, я так никогда и не узнал. Это осталось невысказанным. Ибо тут двум погибающим от жажды будто дали пить, и они пили, пили.
Когда наутро старая щука вплыла в комнату с завтраком, круглые рыбьи глаза так и поблескивали.
— Ну что, кровать удобная?
— Замечательная.
— Кофе вас подкрепит.
— Безусловно.
— Вы тоже имеете отношение к районной конференции?
— Непосредственного — нет, фрау Карле.
— У нас своя собственная конференция, — рассмеялась Ева, разливая кофе. Мы сидели за круглым столом, на который поверх красной бархатной скатерти фрау Карле постелила салфетку лилейной белизны.
— Нда, молодость, молодость, — пробормотала фрау Карле на пороге, усмехнулась с налетом грусти и набрала в грудь воздуха.
