Поспешно выпрыгнула она со своим чемоданчиком и захлопнула за собой дверь. Поезд тронулся и бесшумно укатил вдаль.
— Я останусь и уеду завтра, — сказала Ева.
Я взял у нее чемодан. Мы пошли по перрону. Оба молчали. Но когда нас вдруг стал поливать дождь, мы подняли головы и рассмеялись.
— Мы пошли не в ту сторону. Выход остался позади, — сказал я.
— Куда нам идти? — спросила она, недоумевающе оглядываясь по сторонам.
Готовый к отправлению пригородный поезд стоял на соседних путях. Немногочисленные пассажиры смотрели в залитые дождем окна.
— Давай уедем из города, — попросила она, не глядя на меня.
— Сядем в этот поезд. Тут как раз есть свободное купе, — предложил я и открыл дверцу вагона.
Мы вошли и сели друг против друга. Купе было тесное, убогое, с деревянными коричневыми скамьями. Поезд как будто только нас и ждал, он сейчас же тронулся и увез нас с вокзала. Дождь барабанил в окно. Когда явился кондуктор, получилась небольшая заминка, но в конце концов он выдал нам билеты до третьей станции. Приветливо и двусмысленно ухмыляясь, он объяснил, что там в самом лесу расположена старая деревня, и что гостиница там, уж надо думать, найдется.
— Уговорили! — ответили мы и поехали туда.
Вначале она молчала. Должно быть, ей надо было разобраться в самой себе. Что за неожиданный поворот: за десять минут до отхода поезда она встречает приятеля былых времен и едет с ним в какую-то деревню! Что все это значит? Да и значит ли вообще что-нибудь? Подействовала ли на нее моя настойчивая просьба выступить свидетельницей или проснулись воспоминания прошлого? А ночью? Что будет ночью? Во всяком случае, это должно остаться чисто деловой и дружеской встречей и ничем более.
Я начал расспросы. Мне хотелось знать все обстоятельства ее жизни.
— Когда ты вышла на свободу?
— Весной сорок пятого, — ответила она.
— Откуда?
— Из Берген-Бельзена.
— А как же СП? (СП означало смертный приговор.)
— Гестаповский комиссар, отославший меня в концлагерь, сказал мне, что мои бумаги сгорели.
— А все остальные?
— Я ни о ком ничего ни разу не слышала.
— Тяжко тебе пришлось?
— Не будем об этом говорить.
— А что ты делала потом?
— Поехала в Аахен, — ответила она кратко.
Это было в ее духе. Она принадлежала к людям решительного склада. Это она доказала во время ареста Вальтера, да и только что на вокзале, когда в последнюю минуту спрыгнула с поезда. Но распространяться она не любила. Или уж начинала рассказывать по собственному почину.
