— Смертные приговоры были вынесены всем, кроме Риделя. — Я говорил мягко, без тени упрека.
— Вы же понимаете, в те времена предусматривались особо строгие кары. Для нас это было обязательным. Мы ничего не могли поделать. Как ни жаль, но это так.
— Конечно, конечно, не могли.
— Вы себе не представляете, чего мне это стоило.
Я молчал. Может, он разговорится. И он разговорился.
— Для человека моего склада тяжелее всего было выносить такие приговоры и… оставаться при этом человеком. Ведь случай с вашей подпольной группой не был единичным, были и другие… Так или иначе, мне очень нелегко давались подобного рода приговоры. Впоследствии, при денацификации это нашло многократное подтверждение… Потом передо мной даже извинялись. Я никогда не упоминал об этом, но для вас делаю исключение, потому что вы лицо причастное — нет, что я!.. пострадавшее. Так сказать, для очистки совести. Вообще-то мы, судьи, чаще всего были на вашей стороне.
На сей раз «вот как» произнес я.
Его лицо сияло благородством в красноватом свете настольной лампы. Глаза попугая пристально смотрели на меня из-под пленки.
— Я был бы вам крайне признателен, если бы вы постарались подавить в себе враждебные чувства в отношении меня, буде таковые у вас имеются. Поймите всю сложность ситуации, зависимость нашего положения и железную необходимость. У судьи был один выбор — либо безоговорочное послушание, либо концлагерь. И если бы я отказался произнести такой приговор, это бы все равно сделал мой преемник. А в них недостатка не было. Нет, нет, к таким вещам нельзя относиться опрометчиво.
— Ну, конечно, конечно.
— Кроме того, примите во внимание еще одно обстоятельство, о котором сейчас забывают. Время было военное. В любой другой стране вас тоже признали бы виноватым. И, надо полагать, повсюду сочли бы уместной такую меру наказания. Смею вас в этом уверить.
— Да, конечно, вопрос только в одном, господин юстиции советник: за что сражались народы.
— Ну, мы-то сражались, чтобы спасти свой домашний очаг и оградить от опасности отечество. Не правда ли?
— Нет.
— Что?
— Я сказал — нет, и больше ничего.
— Вы придерживаетесь иного мнения?
— Да.
— Как это возможно?
— Чтобы оградить свое отечество, незачем вторгаться в отечества других людей — во Францию, Норвегию, Польшу, Россию, Грецию и прочие страны. Их можно насчитать не меньше дюжины. Значит, в итоге это была война завоевательная, не правда ли?
Молчание. Мягкий вечерний ветерок шелестел листьями деревьев. Из соседнего сада донесся сонный детский смешок. Мне почудилось, что на террасе стало темнее.
