— …Тут я уронил руку. Она упала на землю. Тут подбежала собака, но я ее отогнал. А руку мы закопали…
— Он что, русский был? — спросил второй.
— Разве по руке увидишь, за кого она дралась? На войне все руки одинаковые. Только головы разные. За твое здоровье!
— И за твое.
— Пиво жидковатое, зато липы цветут. Здесь иногда даже похоже на мир. А ночью как начнется бомбежка, улица за улицей превращается в груду щебня.
— Помнишь Целлера, парикмахера со Штифтштрассе?
— Того, что играл в команде класса Б?
— Да. Убит. На центральном участке.
— Ну, молодая женушка получит теперь пенсию.
— Понятно. Уютно здесь в садике, а?
— Да.
— У тебя в кружке плавает оса… Ты слышишь?
Листва расщепленного грушевого дерева шелестела на ветру. Издалека доносилось пение марширующих солдат:
Счастлив, кто умеет забывать
О том, чего не миновать.
— Новобранцы. Возвращаются с муштры.
— Попадут на передовые — перестанут петь.
— Видишь, вон там, прямо девушка из оркестра? Лакомый кусочек, правда? Она поет: «Под крышку часов положи мой портрет». Пусть, бы мне подарила свой портрет.
— Все равно, завтра надо уезжать обратно. По сводкам главного командования, Иван всю неделю барабанит по нашему участку.
— Нда, братец, значит, дело дрянь.
— Вот меня и вызывают телеграммой…
— А что, если тебе не поехать? Так или иначе, это скоро кончится…
— Скоро для кого?
Я пошел в артистическую, где мы оставляли футляры от инструментов. В дверях появился Пауль.
— Где Вальтер? — выкрикнул он.
Вальтер удивленно обернулся.
— Я тут. Что с тобой?
Пауль подошел к нему вплотную и громко зашептал:
— Что со мной?.. Вот что: я многое понял. Меня интересует только одно: вы мне тогда налгали? Вы все? Вы ведете со мной нечестную игру! Это правда, что вы прекратили подпольную работу?
— Конечно, правда! Почему ты вдруг об этом вспомнил? — невозмутимо ответил Вальтер.
— Потому что мне страшно. Если человек хоть раз совершил преступление, думаете, ему и через год не будет страшно?
Глаза его выражали панический страх. Вальтер не потерял самообладания. Он огляделся по сторонам.
— Не кричи так. Кто-нибудь спрашивал тебя о чем-то?
— Нет.
— Да и вообще, что это за разговор о преступлении?
— Это я так, к примеру.
— Странный пример.
— Странный или не странный, а я хочу порвать о вами. Я ухожу, отказываюсь с вами работать. В один прекрасный день, когда вы обо всем даже думать забудете, раздастся стук в дверь… Отпустите меня.
— Ты сам отлично понимаешь, что об этом не может быть и речи. Из такой группы нельзя попросту выбыть, как из футбольного клуба. Если нам в самом деле грозит провал, тебя все равно отыщут и подведут под нож, сколько бы ты ни клялся, что давно разошелся с нами. Нет, тебе уже не выбраться, Пауль.
