— Прогни поясницу.
Глядя на заоконную поясницу, я что-то прогибаю, раз просят, но что — точно сказать невозможно.
— Это все? Ты чего? Прогибай поясницу!
— Я не могу, очень холодно. Ничего не чувствую, можно меня еще накрыть простыней?
— Не, это нельзя, не положено.
— А вернуть поясницу с веток?
— Ну, я не волшебник.
— Облако.
— Что?
— Зеленое.
Ира кивает: «Похож».
Облако молчит, прогибает вместо меня поясницу (а окно закрыто), про голову и все остальное я уже не помню, ничего не делаю, смотрю в окно и не понимаю: холодные у него руки или нет? Как такое может быть? Меня что-то клюет в спину.
— Ну что, больно?
— Нет.
— Ну вот видишь, я же обещал. Ложись. Сейчас почувствуешь тепло, мурашки, пощипывание.
— Тепло. Ура!
— О!
— А мурашек нет. А где же мурашки?
— Ну, нету, — говорит он весело.
Мне обидно. Это ведь мои мурашки — а нету: ни мурашек, ни исполнения желаний. Обман.
И, наконец, вторая половина бывшей меня исчезает, очень тепло и не трясет внизу, а сверху желтое море волнуется на все три счета. На левую руку надевают манжету, которая будет все время измерять давление, и просят ее не бояться, потому что манжета сама по себе сжимает руку. Волшебство.
— А это что у тебя? — Ира показывает на синяки под грудью. — Кардиограмму так сняли?
— Да. Сегодня утром.
— Ничего себе!
Ставит новую капельницу. Вспоминая свою первую кошку, которой делали наркоз перед стерилизацией, я из любопытства шевелю пальцами ног. Они поддаются, еще секунду, еще-еще — у кошки вздрагивали уши, когда я к ним прикасалась.
Потом появляется Боковой доктор и поднимает простыню. Я ничего не чувствую, смотрю на часы справа, в потолок, по сторонам, голова болтается. Почти упираясь в окно, торчат мои ноги, а может, не мои. Я уже не знаю, мои ли это ноги, они не разговаривают больше со мной, зато хотя бы не улетели.
— Ну что, давай попробуй подвинуть ногу. Получается? — довольно спрашивает Зеленое Облако.
— Нет.
— Все, наркоз действует.
Вдалеке у окна я вдруг вижу еще одно медсестринское существо, которое раскрывает инструменты, но она так далека и неправдоподобна, что кажется мне фантомом, нечаянно выдуманным по ходу происходящего. У нее нет ни лица, ни имени, только танцующие над блестящими штучками руки.
Боковой доктор, придумавший себе, что я боюсь, двигает мою ногу. Я удивляюсь. Он двигает, а я нет. Привстаю посмотреть.
— Мы вам ставим мочевой катетер, — долетает ко мне из-под маски.
Может, и ставят, откуда мне знать? Там же теперь вообще ничего нет. Меня нет. И вообще я не знаю, о чем он: кто такой мочевой катетер — мне не понятно. Мне понятно, что Боковой доктор объясняет, что он делает. Хорошо бы не увлекся… Может быть, этот катер что-то страшное — я не хочу знать.
