Ковчег Лит. Том 1 | страница 68



Кабан подошел к ней, обошел сзади, и Марина Сергеевна почувствовала в себе знакомое физическое присутствие. Присутствие задвигалось взад и вперед.

«Экстатическое единение, полностью отдаться», — вспомнила Марина Сергеевна.

Удовольствие начало набухать внутри нее пузырем. Он увеличивался все больше, но тонкая пленка отделяла ее от полного, окончательного счастья, и эта пленка никак не лопалась. Казалось, еще немного, и это случится, но ничего не происходило, и вдруг Марина Сергеевна поняла, что ей нужно сделать. Она физически почувствовала себя как отдельный предмет, который волевым усилием нужно отдать кабану. Но тут у нее в голове появился вопрос: «Если я отдам себя кабану и стану частью его, то кто же будет наслаждаться экстатическим единением? Кабан?» Она поняла, что не хочет, чтобы кто-то испытывал ее собственное счастье, и запротестовала внутри.

Кабан остановил движения и слез с Марины Сергеевны, а потом презрительно сморщил морду и убежал в глубь леса.

— Спасибо за все, но теперь я как-нибудь сама, — подумала проснувшаяся Марина Сергеевна. Она повернулась к спящему мужу и толкнула его в плечо.

— Чего? — простонал просыпающийся муж.

— А что если бы я изменила тебе с… — начала Марина Сергеевна хитро и задумчиво.

— С кем? — муж напрягся и окончательно проснулся.

— Например, — сказала она медленно, наслаждаясь напряжением мужа.

— С кем? — спросил муж еще раз.

— С кабаном, — равнодушно ответила ему Марина Сергеевна.

— С каким еще кабаном? С Кабановым, что ли? — муж вспомнил общего знакомого, Кабанова, и напрягся еще сильнее.

— Нет, с настоящим кабаном, лесным.

— Тьфу ты. Зачем тебе кабан? — успокоился муж.

— Нет, я просто… ну так… фантазирую. Мне интересно, что ты об этом думаешь.

— Я против, — сказал муж, подумав, — но это не так плохо, как с человеком. Животное ближе к растению, а с растением — это вообще не измена.

Марина Сергеевна рассмеялась.

Она приблизила свое крупное мягкое тело к телу мужа и испытала сладость в пояснице. Муж удивленно поддался ее движению.

— Слушай, а можешь это… — спросила Марина Сергеевна.

— Что?

— Можешь похрюкать?

Александр Грановский

Семинары Владимира Маканина, Анатолия Кима, Руслана Киреева, выпуск 1989 года

Мой дед Кузя, или Турецкое седло

Мой город — весь как нотная тетрадь,

Еще не тронутая вдохновеньем.

Арсений Тарковский

Я, конечно, догадывался, что у меня есть, должен быть, отец, но говорить в доме об отце было не принято. Бабушка вообще не любила лишних слов, от которых, считала, все беды.