— Не может, — согласилась врач. — Однако это произошло.
— Тогда аборт?
Таня воспряла при мысли, что все еще можно поправить, но врач немедленно окатила ее холодом:
— Аборты на поезде запрещены. Сделаешь, когда сойдешь на следующей станции. Это будет Красноярск. И больше ты здесь не работаешь. Выйди из кабинета.
Следующие два часа Таня слонялась по поезду, присматриваясь к тому, как у нее обозначается живот. Места у нее теперь своего не было, поэтому она то стояла в тамбуре у окна, то неприкаянно ходила из вагона в вагон. Медики с ней подчеркнуто не разговаривали. Они старались даже не встречаться с ней взглядами. Таня исчезла для них. Пассажирки тоже были практически недоступны. Почти все они уже улеглись в свои капсулы, чтобы избежать растяжек на животе из-за стремительно растущего объема. Единственным человеком, который сжалился над Татьяной, оказалась бригадир поезда.
— Ну, иди сюда, — позвала она ее к себе в купе, когда Таня остановилась у открытой двери. — Чего встала? Заходи, чайку попьем.
За чаем Таня пожаловалась на судьбу — на то, что теперь не сможет выйти за Петра Николаевича.
— Да и шут с ним, — отмахнулась бригадир. — Я вот недавно тоже не в настроении чего-то проснулась. Праздник был накануне. Думаю — нет, пора с вином-то кончать. Чтобы наутро, то есть, бодрячком. А потом вспоминаю, что вина давно уж не пью. Года два, наверное, ни капли. И вот тут я, подруга, задумалась…
О чем она задумалась, бригадир не пояснила, а Тане из благодарности за приют и за чай неловко было спросить.
— У тебя кто? — неожиданно сменила тему бригадир поезда. — Девочка или мальчик?
— Я не знаю, — растерялась Таня.
— Ну так сходи узнай. Вот ведь нелюбопытная какая. Я бы уж давно голограмму сделала. Ты же сама техник. Ключ-то они у тебя еще не забрали?
— Нет.
— Ну так иди. Эти змеи сейчас обедать сползутся все в своей акушерской. Друг без дружки не могут.
Голограмма теперь была нежно-розовая. Окутанный сиянием младенец парил в воздухе и как будто спал. Таня с минуту смотрела на это чудо, а затем протянула к нему руку. Словно уловив ее движение, сияющий младенец открыл глаза и посмотрел прямо на нее.
Это была девочка.
Максим Горшков
Семинар Павла Басинского, 4-й курс
Имбирь
Марина Сергеевна стояла в очереди за колбасой. Очередь шла медленно, и она от скуки разглядывала продукты. Колбаса лежала перед ней в холодильнике и была разная. Бледная и однородная — докторская, розовая, с волокнами мышц и большими кусками белого жира — ветчина. Колбаса, которую хотела Марина Сергеевна, была темно-коричневая, бугристая, твердая и тоже с жиром в своей плоти. Вид колбасы вызывал приятные переживания: в ее твердости было что-то прочное, жизнеутверждающее, а жир как бы обволакивал и успокаивал. Вдруг Марина Сергеевна увидела на прилавке какие-то клубни — бежевые, безобразной, угрожающей формы и с растительными волосками. Клубни забрали ее интерес, и она отвлеклась от темнокоричневой колбасы.
