— Никому не рассказывай о том, что сейчас произойдет, — предупредила Татьяну старшая медсестра.
— Не буду, — с готовностью кивнула Таня в ответ.
Ей нравилось тут на поезде, и все, что происходило, казалось ей значительным и прекрасным.
— Это надо выпить залпом, — сказала ей акушерка, протягивая пробирку с желтоватой субстанцией внутри.
Остальные медики с улыбками подняли пластиковые стаканчики с шампанским.
— А что это? — насторожилась Таня.
— Обряд посвящения. Выпьешь — и станешь как мы.
— Нет, я имею в виду — что внутри?
Акушерка пожала плечами:
— Родильная сыворотка.
— Но… — Таня слегка отшатнулась. — У меня же была операция.
— В том и дело. Для тебя это не играет никакой роли. Это просто символический жест. Знак того, что ты одна из нас. Из тех, кто выше биологической покорности перед жизнью.
— Выше покорности, — негромко, но в унисон произнесли все остальные и снова приподняли стаканчики.
Таня осторожно глотнула из пробирки, ожидая неприятного вкуса, и жидкость полностью подтвердила ее опасения. Она сильно отдавала тухлым яйцом.
Глядя на ее недовольную гримасу, все вокруг рассмеялись и выпили, наконец, шампанское.
— Поздравляю, — сказала акушерка, после чего медики разошлись по рабочим местам.
Первый час пути пролетел незаметно. Голографический аппарат, за которым сидела Татьяна, не требовал ни малейшего внимания. Сначала ей было интересно разглядывать большие и очень детальные голограммы эмбрионов, но вскоре рутина взяла верх. Пассажирки шли на сканирование одна за другой, врач повторяла им одни и те же слова, вагон мягко покачивало, и в конце концов Таню даже слегка замутило.
«Цветочный йогурт, — подумала она, возвращаясь из туалета, где ее вдруг стошнило. — Не стоило так много есть на завтрак».
После недолгой стоянки в Перми тошнота у нее прошла. Зато начал бурлить живот и появилась изжога.
— Хочешь, посмотрим твою голограмму? — пошутила врач в ответ на ее жалобу и приложила свой сканер к ее животу.
В воздухе между ними замерцал подсвеченный сиреневым плод.
— Fetus, — негромко и, как показалось Тане, брезгливо произнесла врач. — Все-таки ты не одна из нас… Ты из этих.
Из каких оказалась Таня, врач не пояснила, но и без слов стало понятно, что новенькая теперь для нее — навсегда чужая. И это было ужасно. Таня успела полюбить своих новых коллег всей душой. Она хотела быть с ними. Быть частью поезда.
— Но этого не может быть, — растерянно пробормотала она. — Я же сделала операцию.
