В пятом часу вечера на «Бочки» поднялась веселая группа туристов. Они заняли один восьмиместный вагончик и угостили нас со Славой… хлебом! Буханкой белого!
После дошиков хлеб — настоящее лакомство! Я взяла его и прижалась щекой к хрустящей корочке. Запах свел с ума! И я осознала человеческий труд, который за этим хлебом стоит. От агрономов до пекарей, водителя грузовика и продавца в магазине. Никогда еще хлеб не казался мне таким вкусным. Вдвоем мы быстро его прикончили, забросили за спину 20-литровые рюкзаки и выдвинулись к «Приюту одиннадцати».
Добрались к семи часам вечера. Смотритель приюта взял с нас по шестьсот рублей и отвел по скрипучей лестнице на второй этаж, в крошечную комнатку-чердак. На нарах лежали видавшие виды матрацы, на них мы бросили свои спальники. Но сна не было, хотя почти весь битком набитый людьми приют спал. Мы пили чай с лимоном в пустой кухне, разглядывали флаги, надписи на разных языках. Вся кухня исписана, обвешана. После чаепития Вячеслав отправился наверх дремать, а я вышла на улицу.
Небо было черно в ночи и звездами усыпано. Луна, почти полная и хладно-желтая, светила изо всех сил. Ледник на склоне блестел от ее света. И тишина, любимая моя тишина, которую я всегда ищу, в которой нежусь, не была мне здесь подругой: в сочетании с холодом и ночью казалась суровой всемогущей царицей, которая решает, где поставить запятую: «Казнить нельзя помиловать». Царица игралась с моей душой: я испытывала то восторг и эйфорию, то вдруг животный страх, что эта моя последняя ночь. Никогда в жизни я не чувствовала себя настолько маленькой, беспомощной, песчинкой в космосе. Моя любовь к одиночеству сменилась огромной любовью к людям. Отрадно было знать, что их тут, в приюте, много, и у всех нас одна цель — дойти до вершины и спуститься назад.
Чистое небо радовало. Ведь облако, если оно наползет на вершину, нужно будет переждать, потому что спускаться в плохой видимости опасно, люди чаще всего гибнут и пропадают без вести на спуске в условиях непогоды. А долго ждать — замерзнешь. Осознаю, что грешная земля осталась далеко внизу, и здесь, в неважных бытовых условиях, в условиях риска, я очень уязвима.
А люди в приюте начали потихоньку просыпаться. На втором этаже на огромных широких нарах спала, оказывается, большая группа иностранцев. В час ночи они дружно расселись за длинным столом и скоро хлебали какую-то похлебку. Ели в полной тишине, почти синхронно. И из тех, кто был в ту ночь в приюте, эта группа ушла первая. Армяне вскипятили три огромных чайника, заправили термосы, обули «кошки», привязались друг к другу страховкой, чем очень встревожили меня. Со второго этажа донесся незнакомый женский голос:
