Твой восемнадцатый век; Прекрасен наш союз… | страница 21
Пушкин: «Потом послан был в Париж, где несколько времени обучался в военном училище, вступил во французскую службу, во время испанской войны был в голову ранен в одном подземном сражении (сказано в рукописной его биографии) и возвратился в Париж, где долгое время жил в рассеянии большого света. Пётр I неоднократно призывал его к себе, но Ганнибал не торопился, отговариваясь под разными предлогами. Наконец государь написал ему…»
Наш рассказ начался с января 1723 года, вернулся в конец XVII столетия, на берег Красного моря,— и вот, будто совершив кругосветное путешествие, снова приближается к своему началу.
Абрам Петров в Париже. Правда, он туда не «послан» (как думал Пушкин), но оставлен Петром для учения: в 1717-м царь со свитой, где был и Арап, посетил эту страну, познакомился с её науками, искусствами, знаменитыми полководцами, ну и, разумеется, с самим королём («объявляю Вам,— писал Пётр царице,— что в прошлый понедельник визитировал меня здешний королище, который пальца на два более Луки (карлика) нашего, дитя зело изрядное образом и станом, и по возрасту своему довольно разумен, которому семь лет».
Король Людовик XV вступил на трон пятилетним и правил уже второй год. Мы не знаем, был ли допущен Абрам Петров на встречу монархов, но точно известно, что царь сам лично рекомендовал его герцогу Дю Мену, родственнику короля и начальнику всей французской артиллерии.
Как несмышленых котят толкают носом в молоко, так царь Пётр торопится лаской, уговором, пинком просветить своих подданных. Для того сам учится, Ганнибала и других обучает за границей; для того назначает бесплатное угощение посетителям кунсткамеры — награда за любопытство; для того издаёт книги тиражами в 10—20 тысяч экземпляров, хотя удавалось продать всего 200—300, а остальные гнили на складе (ничего — пусть хоть видят книгу, пусть хоть малую часть, да всё-таки купят!). Тогда же царь Пётр соблазняет большими льготами и деньгами лучших учёных Европы, чтобы помогли основать русскую академию и университет.
Уже выходит первая русская газета, строятся корабли, пушки, каналы, промышленность вырастает в 7 раз — но всё мало, мало: торопится царь, ласкою, дубинкою, кнутом погоняет подданных…
Но вот кончается 1722 год. Наступает час Абраму Петровичу возвратиться в Россию; он просит только об одном: ехать домой не морем, а по суше; он просит доложить Петру I (который за это время уже принял титул императора), умоляет кабинет-секретаря «доложить императорскому величеству, что я не морской человечек; вы сами, мой государь, изволите ведать, как я был на море храбр, а ноне пуще отвык. Моя смерть будет, ежели не покажут надо мною милосердие божеское… Ежели императорское величество ничего не пожалует, чем бы нам доехать в Питербурх сухим путём, то рад и готов пешком итти».