А Феодосью Морозову и Евдокию Урусову вывезли из Москвы в Боровск и посадили в глубокую яму, холодную и сырую, недалеко от Пафнутьев-Боровского монастыря. Первой, на руках сестры, умерла Евдокия. Через несколько недель на грани голодной смерти была и Феодосья. Не выдержала, попросила стражника: «Помилуй меня, дай калачик». — «Ни, госпожа, боюся». — «Сухарика». — «Не смею».
Последнее ее желание было постирать сорочку, чтобы достойно встретить смерть. Стражник со слезами на глазах сделал это сам…
Композиция полотна сложилась быстро. Ради выразительности Суриков решил немного отступить от исторической достоверности. В действительности в санях сидели обе сестры. Их приковали за шею к стульям, положили на дровни и, опасаясь народных волнений, вывезли из Кремля под царскими переходами. Но Суриков изобразил не Кремль, а московскую улицу, заполненную пестрой толпой. Урусова у него идет рядом с санями, а в самом центре картины — Феодосья с вздернутой вверх в двуперстном знамении рукой.
А теперь давайте вспомним «отправную точку» замысла — ворону на снегу. Художник мыслит образами. Черное на белом — сильное противопоставление, знак непокорности. Заметьте: фигура боярыни — черное пятно на фоне белого снега и цветной толпы. Рука — как сломанное («отставленное») крыло, глаза вытаращены. Жалкая и величественная. Одна против всех.
Работа над картиной застопорилась, когда дело дошло до лица главной героини. Этюды, написанные с разных натурщиц, казались автору недостаточно яркими. «Как ни вставлю в картину, — толпа бьет», — говорил Василий Иванович. Каким же выразительным должно было оказаться лицо боярыни Морозовой, чтобы разношерстная, пестрая толпа отступила, стала лишь фоном! Поиски подходящего типажа привели его в село Преображенское (сегодня это один из районов Москвы).
Именно здесь жили в XIX веке раскольники. Суровые старообрядцы отнеслись к проблеме художника с сочувствием. «Там, в Преображенском, все меня знали, — вспоминал Суриков. — Даже старушки мне себя рисовать позволяли и девушки-начетчицы. Нравилось им, что я казак и не курю. И вот приехала к ним начетчица с Урала — Анастасия Михайловна. Я с нее написал этюд в садике, в два часа. И как вставил ее в картину — она всех победила».
Этюд этот, помеченный 1886 годом, сам по себе — первоклассное художественное произведение. Автор причислил работу к «заветным», то есть не подлежащим продаже. А покупатели заглядывались именно на нее. «Боярыня Морозова» уже давно заняла место в коллекции Третьякова, когда в скромную квартиру Сурикова в Леонтьевском переулке приехал один из Великих князей. Высокородный меценат хотел купить несколько работ, в том числе и заветный этюд.
