Оборачивается и видит, что на диване спит Хана. Закрыв книгу, отходит назад, за выступ под полками. Девушка спит, свернувшись калачиком, прислонившись щекой к пыльной парче дивана, кулак под подбородком. Брови шевелятся, лицо сосредоточенно. Ей что-то снится.
Когда он впервые увидел ее здесь, на вилле, она была как натянутая струна. Тело, прошедшее через войну: худое и подтянутое. Будто в любви, исчерпало каждую клеточку.
Он вдруг громко чихнул, а когда поднял голову, она уже проснулась и уставилась на него.
– Угадай, сколько сейчас времени.
– Примерно 4.05. Нет, 4.07, – сказала она.
Это была их старая игра. Караваджо выскользнул из комнаты, чтобы проверить часы; по уверенным движениям она поняла, что он недавно принял очередную дозу морфия, был оживленным и сосредоточенным. Сидела и улыбалась, когда он вернулся, покачивая головой, удивляясь, как точно она определила время.
– Я родилась с солнечными часами в голове, да?
– Но ведь ночью они спят?
– А есть лунные часы? Может быть, их уже изобрели? И каждый архитектор, проектирующий виллу, обязательно предусматривает место для лунных часов – на случай, если в дом залезут воры.
– Какая трогательная забота о богатых!
– Давай встретимся у лунных часов, Дэвид. Там, где слабые становятся сильными.
– Ты имеешь в виду английского пациента и себя?
– А знаешь, год назад у меня мог бы родиться ребенок.
Теперь, когда его рассудок ясен и точен благодаря морфию, можно говорить о себе – и он будет слушать, будет с ней. И она рассказывает о себе с той искренностью, которая бывает, когда не знаешь, происходит все это во сне или наяву.
Караваджо знакомо такое состояние: он часто встречал людей у лунных часов. Нарушал их покой в два часа ночи, когда случайно опрокидывал какой-нибудь шкафчик в спальне, и тот с грохотом падал. И пришел к выводу: когда люди в шоке, это удерживает их от страха и насилия. И пользовался этим, хлопая в ладоши и безостановочно болтая, подбрасывая перед глазами ошеломленных хозяев дорогие часы и ловя их, задавая им вопросы о том, где что расположено.
– Я потеряла ребенка. Была вынуждена сделать это. Отца уже не стало. Война.
– Это случилось в Италии?
– В Сицилии. Все время, когда мы продвигались за войсками, я думала о ребенке. Разговаривала с ним. Много работала в госпитале, но ни с кем близко не сходилась. У меня был ребенок, и с ним я делилась всем. Разговаривала с ним, когда обмывала раненых и ухаживала за ними. Я просто помешалась на ребенке.
