Вышла курица-хохлатка,
С нею — жёлтые цыплятки.
— “Ко-ко-ко, ко-ко-ко,
Не ходите далеко!”
В школу я купленные в русском книжном тома не носил — только не хватало спалить сюрприз перед старостой заранее. Как я уже и сказал: раз взялся что-то делать — делать надо хорошо. А вот в додзё прихватил — “карманник” Маяковского, у него для этого оказался очень удобный размер. Самое то: монотонная работа руками без особой возможности занять голову чем-то полезным.
В прошлый раз, например, мне поручили восстанавливать целый штабель сёдзи, панелей-перегородок из наклеенной на каркас из тонких деревянных планок бумаги, сваленных прямо на пол в одном из неиспользуемых павильонов. В позапрошлый — банку с морилкой и кисть — промазывать деревянные столбики фундаментов для защиты от гниения. Ну а сегодня прямо повезло — нужно было просто и незатейливо смести весь мусор с выделенного участка уборки. Благо, сыпался всякий сор со старых деревьев, прикрывающих своими кронами нинке-додзё, в любое время года.
К слову, я уже справился с поставленной задачей, оставив после себя аккуратные кучки-холмики, выносить которые отправят другого бедолагу. Но возвращаться и сдавать инвентарь не хотелось — и я просто продолжил своё занятие дальше. В конце концов, если Вселенная что-то имеет против — пусть она пошлёт мне сигнал. А пока…
Раньше я никогда не понимал людей, способных “упороться” стихами, берущих с собой сборники любимых поэтов на отдых, перечитывающих их в электричках с одухотворённым видом. Но, видимо, вчерашний Пушкин под свежим Маяковским что-то сдвинул у меня в мозгах. И я начал ощущать. Стихи ведь — это не только слова, собранные вместе и имеющие какой-то смысл. Это и мелодия без нот, слышимая только тебе, и красота и элегантность конструкции. Японцы, придумавшие хайку[50], определенно оценили бы. Впрочем, у меня как раз намечалась возможность проверить. А уж если дело дойдёт до лирики — мне будет, что девушке-андроиду сказать:
В поцелуе рук ли,
губ ли,
в дрожи тела
близких мне
красный
цвет
моих республик
тоже
должен
пламенеть.
Я не люблю
парижскую любовь:
любую самочку
шелками разукрасьте,
потягиваясь, задремлю,
сказав —
тубо —
собакам
озверевшей страсти.
Ты одна мне
ростом вровень,
стань же рядом
с бровью брови,
дай
про этот
важный вечер
рассказать
по-человечьи.
— …Кохай?!
Я неторопливо захлопнул книгу и поднял взгляд на подошедшего… судя по возрасту и почти новому тренировочному комплекту чёрного цвета — “простого” ученика Сукагавы-сенсея. Старшие ученики вроде все носят хакама, подчёркивая свой статус.
