Налюбовавшись деньгами, Тымыш развязал таинственный узелок. В нём находилась вроде бы обыкновенная соль. Попробовал языком — да; что-то солёное и горче полыни.
"А вдруг это отрава?! — испугался Вутлый. Попробовал ещё раз. — Нет, не может быть…" Он отсыпал половину содержимого узелка в воду и выпил. Постоял немного с закрытыми глазами. "Вроде ничего. В животе не печёт, не колет… Что же будет завтра, если я не выйду на рассвете к обозу?.. — Но, взглянув ещё раз на кошелёк с деньгами, Тымыш решился: — А, будь что будет!.. Если уж болеть, то болеть по-настоящему!" И он выпил остаток горькой соли.
Всю ночь Тымышу не спалось. Он тревожился, как и что с ним будет, если к нему не придёт обещанная болезнь. Его беспокоило, что он ничего не чувствует, будто бы и не пил эту горечь.
На рассвете, когда Вутлый наконец-то задремал, сквозь сон он услышал призывные звуки рога — это со двора Кислия сзывали чумаков и оповещали село, что обоз отправляется в дорогу.
"Пусть трубит…" — махнул рукой Тымыш. Он поднялся с постели, ещё раз полюбовался деньгами, даже потряс их в раскрытом кошельке, чтоб послушать, как они звенят, затем отсчитал несколько золотых, которые нужно было вернуть Кислию, и снова завалился в постель.
Вскоре в хату Вутлого пришли нарочные от Саливона. Они были удивлены, что тот, кто должен быть сейчас около обоза первым, — вылёживается. Но, узнав; по какой причине Тымыш находится в постели, посочувствовали ему, посоветовали лекарства и пошли сказать хозяину о скоропостижном несчастье.
Вторично прибывшие нарочные заявили, что волы уже в ярмах и что атаман должен явиться немедленно и отправляться с обозом в путь, отлежится, мол, на возу, а всякие лекарства ему будут приготовлены.
В третий раз нарочные — гайдуки — ворвались, подхватили Тымыша под руки и насильно повели к Саливону.
Опечаленный, что не сдержал слова, что, наверное, придётся возвращать такие большие деньги неизвестным ночным посетителям, да ещё и нести, видимо, какое-то наказание, Тымыш был готов на отчаянный поступок — вырваться и куда-нибудь убежать. Но гайдуки держали его мёртвой хваткой, вели, куда хотели. И Тымыш злился на тех неизвестных ночных посетителей, "Обещали, что заболею, но в животе лишь немного побурчало, и всё".
Но возмущался он напрасно.
На дворе Кислия у переднего атаманского воза стоял отец Танасий со всем своим причтом. Над их головами развевались разноцветные, позолоченные хоругви. Рядом с отцом Танасием находились Саливон, Казьо Пшепульский и группа каменских богачей. Все с нетерпением ждали атамана Вутлого.
