О теле души | страница 24



И тут пришла Вера Иванна. Выражение лица у нее было загадочное. Она часто такое на себя напускала. Принесет сверток с работы, помашет перед носом с этим загадочным выражением: «Ну, что я принесла?» Это понятно – либо красную икру в пергаментной бумажке, либо кусок плывущего сливочного масла. Тоже мне, загадка. Работала она диетсестрой в больнице, в пищеблоке, и постоянно оттуда что-то тибрила. На этот раз выражение было, а свертка никакого.

– Ну, Лилька, нипочем не догадаешься, что я для тебя добыла! – подбоченясь, сказала мать. Лиля едва голову повернула. Она к выпускным экзаменам готовилась, не до мамкиных глупостей. Но мать не отставала:

– Лиль, Лиль, ты послушай!

– Мам, контрольная по математике завтра, отстань!

– Да я, может, такой сейчас тебе подарочек сделаю, всю жизнь за меня молиться будешь.

Лиля встрепенулась:

– Туфли, что ли, белые купила?

– Дура ты, Лилька! – обиделась Вера Иванна.

По поводу белых туфель второй месяц шла дискуссия – покупать или не покупать. Выпускной вечер, считала Вера Иванна, не такое уж и событие, чтоб белые туфли покупать: Лилька обувь плохо носила, все скашивала на один бок, а уж туфли на каблуках точно испортит, до свадьбы не хватит.

А белые только на парад, другое дело черенькие – такая между ними шла дискуссия.

– Дура ты, говорю! Здесь такое дело наворачивается, что и туфли белые, и платье белое, и вообще!

Лиля встрепенулась:

– Мам, шутишь, что ли?

– Какие шутки! Жениха тебе нашла! Иностранца! Вот! – выложила на стол свои карты Вера Иванна.

– Мать, ты что? Я даже об этом и думать не думаю! На что мне оно? Забудь! Ты мне туфли белые или так купишь, а чтоб замуж идти, тогда никаких туфель мне не надо! – решительно отказалась Лилька.

– Ну и дура, дура будешь! – рассердилась Вера Иванна.

– Cама ты дура, – невежливо ответила Лиля. Так между ними было принято, без китайских церемоний, со здоровой простотой.

– О! Умная нашлась! Вся в папашу!

Папашу Лиля не помнила – ей еле два года было, когда он погиб. Да и у самой Веры была смутная память о том муже. Хотя она часто дочери говорила – в папашу пошла! По разным поводам говорила: то как будто в похвалу, что учится хорошо или в шахматы играет, то раздраженно – когда пол не помыла или другое материнское поручение не выполнила.

У Веры в предвоенные годы было много ухажеров, а как война началась, всех парней стоящих на фронт отправили, она испугалась, что вообще никаких мужиков не останется и вышла за того, кто был под рукой. Был инженер в цеху, лысый очкарик по фамилии Шильц, и старше Веры на десять лет. Что в нем было хорошего – комната. Перевесила и лысину, и вид не совсем бравый. Три года за ним прожила, лучше никто не подворачивался. И дочку родила. А он погиб, взрыв был на заводе… А в той шильцевской комнате Вера и по сей день жила – с дочерью Лилькой и вторым мужем Колькой. А Лиля о покойном отце только и знала, что носила его неудобную колючую фамилию, из-за которой ее дразнили «шилом»…